Святослав
Шрифт:
Иоанн ответил но сразу, и патриарх понял, что Иоанну не так легко удовлетворить это требование. Но прошла минута, и Цимисхий ответил:
— Корабль с Феофано сегодня же покинет Константинополь.
Патриарх Полиевкт продолжал:
— Ты обязан отменить грамоту, направленную против церкви, подписанную безумным Никифором.
— Отменяю, — не задумываясь, ответил Иоанн.
Тогда патриарх сделал знак, и служители распахнули врата святой Софии.
Сенаторы и патрикии хоть и поздно, но все же дождались: к вечеру новый великий папия Роман
Как раз в то время, уже в сумерки, когда рабы подняли обезглавленный труп Никифора, лежавший на снегу у бронзовых фигур быка и льва, положили в деревянный ящик и понесли по оврагу в храм Апостолов, чтобы тайно похоронить в склепе, где покоилось тело великого Константина, как раз в то время безбородые надевали дивитиссий и багряную хламиду на императора Цимисхия, возлагали на его главу венец, обували в красные сандалии.
Иоанн был маленького роста, как и его предки-армяне, за что, вероятно, и назывались Цимисхиями1. Но когда логофет, отворив западные ворота Золотой палаты, впустил патрикиев и снаторов и они пали перед императором над, всем показалось, что он высок и грозен.
Иоанн Цимисхий опустился в западном приделе на золотой трон под выложенным мозаикой образом Христа — величественный, увенчанный золотой короной, в багряной хламиде.
— Многая лета! — пели за завесами два хора — из Софии и храма Апостолов.
И было забыто, что здесь, в Константинополе, в этом же Большом дворце, есть еще два императора — сыновья отравленного Романа и Феофано — Василий и Константин. Эти императоры были сейчас не нужны, многих лет желали только Иоанну.
"Цимисхай— маленький.
Он повелевает выбросить на рынки Константинополя как можно больше хлеба и вина, устанавливает на них низкие цены, вызывает одного за другим сенаторов и полководцев и каждому из них дает награду и назначение… Император Иоанн знает, кто его друг, а кто враг: Варду Склиру он надевает на грудь золотую цепь и назначает его начальником всего войска, Иоанну Куркуасу вручает золотую печать и велит быть начальником метательных машин, однако назначает нового друнгария флота, нового начальника этерии, нового великого папию.
Особые почести воздает император Иоанн паракимомену Василию, который неизменно был при императорах Константине, Романе и Никифоре и теперь останется при нем, но называет его не паракимоменом, а проэдром.
Новый император жестоко карает всех тех, кто был связан с императором Никифором, всех, кто может быть ему помехой. С обрыва бросают в море Льва Валента, привязав камень к его ногам; в ближайшую же ночь высылают на остров Лесбос брата убитого императора Никифора Льва Фоку, а сына его Варда и трех двоюродных братьев — в далекую Каппадо-кию, в Амазию.
3
Поздней ночью император Иоанн и проэдр Василий остались в покоях Буколеонского дворца одни. Отныне им всегда придется быть вместе. Проэдр Василий
И хотя Василий был паракимоменом уже четвертого императора, а трем его предшественникам уготовил могилы, сейчас все это забылось. Они — император и его проэдр — в позднюю пору сидели в покое, окна и дверь которого выходили на море, упивались царящей во дворце тишиной и радовались своей победе.
В золотых кандилах горели свечи, освещая выложенные на стенах мозаичные изображения императоров, — все они вместе с женами и детьми, с молитвенниками в руках, подняв очи горе, суровые и молчаливые, шли вокруг всего покоя.
А внизу, на мягких ложах перед столом, на котором в кувшинах стояло вино, возлежали император Иоанн и проэдр Василий.
— Устал я очень, — произнес Иоанн. — Впрочем, кажется, со всем покончено.
— Мой василевс, — вкрадчиво ответил проэдр, — мы хорошо подготовились, предвидели все мелочи, потому я был уверен, что все закончится успешно…
— Последняя ночь была ужасной, — вспомнил Иоанн. — Но, слава Богу, она миновала, теперь мы можем отдохнуть.
Они вышли на просторный балкон, остановились возле увитой виноградом колонны и стали смотреть на море.
Буря, бесновавшаяся прошлой ночью, утихла. С Босфора веял теплый легкий ветерок. Море было спокойно, небо чисто, над самым горизонтом повис тонкий серебристый серп молодого месяца.
В его призрачном сиянии и при свете фара они увидели большой корабль, который выходил из-за мыса в море. Паруса на корабле были подняты, но ветер с Босфора едва веял, корабль шел очень медленно и, казалось, все не мог оторваться от берега.
Когда корабль проплывал мимо Буколеона, проэдр Василий сказал:
— Это твой дромон, василевс… Он направляется к Проту.
— И она на нем? — спросил император.
— Да, василевс, она там.
И хотя император и проэдр ничего не могли увидеть на корабле, но им обоим показалось, что они видят Феофано, будто она стоит на палубе дромона и смотрит на дворец, в котором еще только вчера была василиссою.
— Надо сделать так, чтобы она сюда никогда больше не вернулась, — сказал Иоанн.
— О василевс, она никогда больше сюда не вернется, — ответил Василий и даже улыбнулся.
А корабль с поднятыми парусами то появлялся в лучах фара, то исчезал в ночном мраке, уплывая все дальше и дальше -мимо Буколеона, мимо стен Константинополя, в темную даль, в неизвестность…
Так корабль и исчез, словно растаял в синей дымке Пропонтиды.
— Нет больше Феофано, — облегченно промолвил Цимис-хий, — но есть другой враг…
Он повернулся к городу и Галате, где над Золотым Рогом то там, то тут поблескивали огоньки, а вдали сливались с небом черные горы.