Святослав
Шрифт:
Сюда на скрипучих двухколесных телегах и в перегруженных, осевших в воду до края бортов, вместительных судах привозили дани, собранные с подвластных хазарам народов безжалостными тадунами. [21]
Отсюда приходили хищные ватаги хазарских всадников и, прокравшись по оврагам и долинам степных речек, обрушивались огнем и мечом на беззащитные земледельческие поселения.
Опасность, угрожавшая со стороны Итиля, казалась соседям вечной и неизбывной, и только немногие, самые мудрые, догадывались, что сама Хазария больна, тяжело больна, а награбленное чужое богатство придавало ей лишь внешний блеск, но не исцеляло внутренние недуги.
21
хазарский наместник
Потом, после гибели Хазарии, люди станут гадать, когда она покатилась к упадку, будут искать причины внутри и вне ее.
Может, упадок Хазарии начался в восьмом столетии, когда на нее обрушилось арабское нашествие? Каган, правитель Хазарии, склонился перед грозной чужеземной силой, принял из рук халифа урезанную власть, отдал себя под защиту наемной гвардии мусульман-арсиев…
Может быть, ослабляющий удар Хазария получила не извне, а изнутри, в девятом столетии, когда против кагана-мусульманина подняли мятеж хазарские беки? Могучий и честолюбивый бек Обадий тогда объявил себя царем, а каган превратился в почитаемого чернью, но безвластного затворника кирпичного дворца в городе Итиле. Царь Обадий насаждал в Хазарии иудейскую веру, которая еще больше разъединяла людей и привела к кровопролитной междоусобной войне.
Может, именно новая вера сыграла роковую роль в судьбе Хазарии?
Иудаизм — религия работорговцев, ростовщиков и сектантов-фанатиков — подорвал военную мощь державы, основанную на родовом единстве кочевых орд, разрушил связи Хазарии с великими христианскими и мусульманскими странами.
Религиозная нетерпимость иудеев, вылившаяся в бессмысленные и жестокие преследования христиан, оттолкнула от Хазарии даже ее старого и заинтересованного союзника — Византийскую империю. Восхищенные послания единоверцев — "иерусалимских изгнанников", рассеявшихся по всей Европе, тешили самолюбие хазарских царей, но не заменяли дружбы и доверия соседей.
Эгоистичным и опасным для самой Хазарии было внимание далеких единоверцев.
Не в силах оказать даже малейшую реальную помощь Хазарии, заморские иудеи использовали сам факт существования этого "остатка Израилева" для самоутверждения, для опровержения неопровергаемого упрека: "У каждого народа есть царства, а у вас нет на земле и следа!" Эти "иерусалимские изгнанники" писали в Хазарию: "Когда мы услышали про хазарского царя, о силе его государства и множестве войска, мы внезапно обрадовались и подняли голову. А если вести о нем усилятся, этим увеличится и наша слава". Ответные послания хазарского царя, в которых он, не задумываясь над последствиями, объявлял своими владениями давно не принадлежавшие хазарам соседние земли "на четыре месяца пути вокруг", порождали еще большее недоверие к хазарам. Опасная игра, в которую корыстно вовлекали Хазарию зарубежные единоверцы…
А может, конец могущества Хазарии наступил позднее, в десятом столетии, когда начали таять, как весенний снег, огромные хазарские владения? Сколь многим владели правители Хазарии, и сколь мало осталось у них к середине столетия. Крымские готы перешли под власть Византии, и в приморских городах полуострова стояли византийские гарнизоны. Степи между Волгой и Доном заняли печенеги, и кочевать там для хазар стало опасно, как в чужой стране. С востока наступали кочевники-гузы, и раскосые всадники на лохматых лошадках показывались возле самой Волги, в низовьях которой располагались коренные хазарские области. Глухо волновались булгары, давнишние данники хазар, и втайне готовились к мятежам. Одно за другим отказывались от уплаты дани славянские племена, и только вятичи с неохотой посылали еще свою нещедрую дань мехами и медом. Надолго ли?
Владения Хазарии сжимались, как сохнувшая кожа, и в конце концов под номинальной властью кагана остался небольшой треугольник степей между низовьями Волги и Дона да немногие города в предгорьях Северного Кавказа.
Жалкие остатки прежнего могущества…
А может, все перечисленное не причина, а лишь следствие упадка Хазарии? Может, настоящая причина в другом — в самой сущности этого государства-грабителя, государства-паразита?
Хазария не создавала богатство, а лишь присваивала чужое, не ею созданное. Хазары кормились и одевались за счет других народов, изнуряя их данями и разбойничьими набегами. В городе Итиле пересекались торговые пути, но самим хазарам нечего было предложить иноземным купцам, кроме рабов
Чужое, все чужое…
Поток иноземных товаров, проходивший через Хазарию, не приносил благосостояния ее народу, оставлял по себе единственный след — торговую десятину в казне царя. Хазария походила на огромную таможенную заставу, перегородившую торговые пути с Запада на Восток, на преступное сообщество сборщиков пошлин и алчных грабителей.
В городе Итиле жили мусульмане, иудеи, христиане, язычники, неизвестно какой веры и какого племени пришельцы из дальних стран, привлеченные обманчивым блеском богатства, которое текло мимо, не задерживаясь в Хазарии. Люди жили рядом, но не вместе — каждый по своей вере и по своим обычаям. Мусульманские мечети соседствовали с христианскими храмами и синагогами, а на окраинах города язычники приносили жертвы своим деревянным и каменным идолам. Даже судьи были разные: отдельно для мусульман, отдельно для иудеев, отдельно для язычников. Отдельными были базары, бани, кладбища. Как будто стены Итиля замкнули в свое кольцо несколько разных городов, и жители их понимали друг друга не лучше, чем пришельцев из дальних стран. А для коренных хазар, кочевников и скотоводов, город Итиль был только местом временного обитания. С наступлением весны они уходили со своими юртами и стадами в степи, на знаменитые Черные земли в долине реки Маныча, а когда там выгорала под летним солнцем трава, кочевали дальше по кругу: на Дон, с Дона на Волгу, сначала вверх, потом вниз, и так до осени. Странный, непонятный, пропитанный взаимной ненавистью город…
Жителей Итиля и прилегающих степей объединяла вера во всемогущество кагана, ему поклонялись как живому богу и называли просто Каган, не прибавляя имени. Каган жил в большом кирпичном дворце. Только управитель дворца — кендер-каган — и привратник-чаушиар удостаивались чести лицезреть Кагана. Даже хазарский царь, предводитель войска и полновластный правитель страны, допускался во дворец лишь изредка. Остальным людям запрещалось даже приближаться к дворцовым стенам. Только трижды в год Каган нарушал свое загадочное уединение. На белом коне он проезжал по улицам и площадям столицы, а позади ровными рядами следовали гвардейцы-арсии в кольчугах и чеканных нагрудниках, в железных шлемах, с копьями и кривыми мечами — все десять тысяч арсиев, составлявших наемное войско Хазарии. Встречные падали ниц в дорожную пыль, закрывали глаза, будто ослепленные солнцем, и не поднимали головы раньше, чем Каган проедет мимо. Ужасной была участь тех, кто осмеливался нарушить обычай. Арсии пронзали дерзких копьями и оставляли лежать у дороги, и никто не осмеливался унести и похоронить их.
Выбеленные солнцем кости так и оставались на обочине, и люди осторожно обходили их, ужасаясь дерзновенности проступка. Как можно осмелиться взглянуть в лицо божественного Кагана?!
Даже после смерти Каган оставался загадочным и неприступным. Никто не знал, где именно он похоронен. Для мертвого Кагана строили большой дворец за городом. В каждой из двадцати комнат дворца, одинаково украшенных шелковой парчой, рыли могилы. Самые близкие слуги Кагана вносили тело во дворец и плотно закрывали за собой двери. Спустя некоторое время следом за ними входили молчаливые арсии с широкими секирами в руках и выкидывали за порог, к ногам потрясенной толпы, отрубленные головы слуг Кагана. Потом люди проходили чередой по комнатам дворца, но могилы были уже зарыты, и никто не мог узнать, где именно погребен Каган. И сколько бы ни прошло лет, каждый путник склонялся в поклоне перед погребальным дворцом Кагана, а всадники спешивались и шли, ведя в поводу коня, пока дворец не скрывался из глаз.
Вера в Кагана была требовательной и беспощадной.
Если дела шли хорошо, люди прославляли своего Кагана. Но если случалась засуха или поражение на войне, то знатные вельможи и чернь собирались толпами к дворцу царя и кричали: "Мы приписываем несчастье Кагану! Божественная сила Кагана ослабла, и он бесполезен для нас! Убейте Кагана или отдайте нам, мы сами его убьем!" И Кагана убивали, если царь по какой-нибудь причине не брал его под защиту.
Нового Кагана всегда выбирали из одной и той же знатной, но не очень богатой семьи. Хазары считали, что Каган, не привыкший с детства добывать средства к жизни, не будет как следует заботиться о благосостоянии народа.