Святой: гарпун для Акулы
Шрифт:
Старушка поджала губы, давая понять, что без Голубева не уйдет.
Пришлось Серегину заводить машину. Изба тетки Марии стояла на другом конце деревни.
— Ты на своих японских ходулях до ночи по деревне тягаться будешь, даже здесь не удержался Николай. — Уральский пастор Шлаг! Зашился в глухомань и проповеди глухим старикашкам читаешь. Пора браться за тебя! В Москве теперь клиники почище западных. Поставят на ноги.
…Ворох тряпья на кровати зашевелился. Сморщенное,
— Кончаюсь, Петрович! — неожиданно густым басом заговорила умирающая. Намедни охаяла меня Варвара. По-матерному охаяла. У меня сердце-то и захолонулось! Ты кого с собой привел?
Бабка выползла наружу из своей норы.
— Могилу, бабуля, копать тебе пришли! — радостно заявил Серегин.
— Сынки, так я же еще живая! — испуганно пробормотала старуха.
Николай присел на кровать, обнял бабку за плечи.
— Факт, мамаша! Потому и пришли. Кто нам за работу заплатит, ежели ты загнешься? — Разыгрывая бабку, он продолжал:
— Давай ставь магарыч, а мы тебе ямку, куда косточки сложить, в лучшем виде выроем. Глубокую! Пойдем на погост, место укажешь!
Баба Марья сверкнула острыми, совсем не старческими глазенками.
— Охальник! — хихикнула она, оценив юмор. — Петрович! Почто энтих-то привел? Али они из милиции?
Старушка спрыгнула с кровати с поистине молодой прытью.
— Маманя, ты никак самогон гонишь! — донимал хозяйку дома Серегин. Милиции боишься!
— У нас в деревне отродясь самогона не гнали. А бражка есть! — сказала старуха и стала орудовать ухватом в печке.
По всей видимости, соборование отменялось.
— Батюшку нашего изверги бьют!.. — прогудела хозяйка, забравшись по пояс в печку, и достала оттуда чугунок с каким-то варевом. — А вы, значится, не из милиции?
— Нет! — в один голос недоуменно ответили Святой с Серегиным.
— Вот! Петровича обижают, а милиция пожаловать к нам не может! проворчала бабка Марья, сноровисто накрывая на стол.
Чугунок дымился не успевшей остыть в печи картошкой, рядом с ним примостилась миска, полная соленых груздей.
— Кто обижает? Жена Василия колотит? — спросил Святой. Он решил, что хозяйка впала в маразм, и решил подыграть ей.
— Василий, чего бабка мелет? — обратился он к молчавшему Голубеву.
— Ахинею несет! — буркнул бывший сержант, пряча глаза.
Старуха вернулась с банкой, наполненной темно-бурой жидкостью.
— Поминки будем справлять? — усмехнулся Серегин.
Старуха расхохоталась сочным, заливистым басом, от которого мухи перепуганно забились об оконное стекло. Гости пытались было отвертеться от подозрительного на вид напитка. Но баба Марья веско заметила:
— Грех от угощения отказываться. Садитесь, мальцы,
Она широким жестом указала на трехлитровую банку, — Сухая ложка рот дерет!
Бражка была кислой, как яблочный уксус. Голубев, сославшись на указания врачей, отказался. А баба Марья пила наравне с гостями. Она, что называется, с места взяла в карьер.
Через полчаса банка опустела. Старушенция перевернула посудину вверх дном и вылила из нее осадок в стакан Серегину. Видимо, хозяйке приглянулся этот весельчак.
Дегустирование осадка окончилось плачевно. Несмотря на предостерегающие знаки Голубева, Николай выпил свой стакан. Эффект последовал незамедлительно.
Любитель розыгрышей скорчился в позе, которой позавидовал бы индийский йог, опрокинул с грохотом колченогий табурет и под смех всего собрания опрометью выскочил во двор.
— Прополоскал кишки? — ласково встретила его бабуля.
На столе красовался новый полный сосуд с бурым зельем.
Превозмогая подступившую к горлу тошноту, Николай просипел:
— Ну, мать, ты даешь! По тебе поминки черти справлять будут!
Забавные посиделки у бабы Марьи окончательно вывели желудок Серегина из строя, но подняли настроение друзьям бывшего спецназовца. Когда все вдоволь насмеялись, товарищи попросили Николая на обратном пути заехать в церковь.
— Крышу перекрыть шифером надо! — делился заботами Голубев. Епархиальное управление средств не выделяет, а с пенсионеров что возьмешь? Дожди заливают храм божий.
Алтарь каменный, ему ничего не станется. Иконостас жалко.
Погибнет!
Святой с внутренним трепетом разглядывал темные лики неизвестных ему святых. Вера бывшего сержанта одновременно восхищала его и оставалась непонятной.
Святой не мог постигнуть ее смысла, но понимал, что только вера давала Василию силы переносить физические страдания и продолжать жить. И то сказать: человек столько пережил, но не выглядел подавленным, опустившимся инвалидом, дожидающимся смерти. Напротив, он строил планы на будущее.
— Колокол заказать мечтаю! — говорил Василий, и лицо его озарялось светлой улыбкой. — В городе мастера готовы бесплатно отлить! На медь и перевозку деньги уже собираю.
Попроси Колю пожертвовать! Пашка переводы шлет, Иван деньги прислал, но я ему обратно отправил. От себя ведь отрывает!
Потенциальный пожертвователь при разговоре не присутствовал, поскольку сидел со спущенными штанами в ближайших кустах. Угощение бабы Марьи продолжало сказываться.
Под ногой Святого хрустнул осколок стекла. Только сейчас он заметил, что четыре из шести окон церкви были заколочены листами фанеры. В остальных двух стекла имелись, однако и в них виднелись отверстия с разбегающимися паутинками трещин.