Святой вечер
Шрифт:
А потом я лежал на животе, уткнувшись лицом в землю, и запах моей рвоты обжигал мне ноздри. Тяжелый ботинок топнул по моей спине, прижав меня к месту. Мой череп пульсировал, зрение было затуманено, а в животе бурчало. Давление на спину было таким, что казалось, будто позвоночник переломится надвое.
Но все это не имело значения.
Ее больше не было.
А я был слишком охреневшим, чтобы четко вспомнить последние слова, которые я ей сказал.
Охранник упер стальное дуло своего пистолета
Я откинул голову назад, сильнее прижимая пистолет к коже. — Сделай это. — Слюна вылетела у меня изо рта, и первые следы слез окрасили мои щеки. — Ты думаешь, я боюсь умереть? — Мне больше не для чего было жить. — Я сказал, сделай это, трус. — Было бы легко положить всему этому конец — даже приятно.
Лирика была мертва из-за меня, и все, что я хотел сделать, это перевернуться, схватить пистолет этого ублюдка, направленный мне в затылок, и убедиться, что я умер вместе с ней.
Глава
12
Лирика
Я слышала их голоса.
Видела их лица.
Чувствовала, как капли слез отца падают на мое лицо.
Я пыталась дотянуться до него, но мои руки не двигались, словно мои кости были сделаны из бетона.
Я пыталась закричать, но звук застрял в горле.
Мои глаза были открыты.
Мое тело было живым.
Но я замерла, лежа на кровати, а рядом со мной сидел отец.
Отец попрощался со мной. Он спросил меня, почему. Как будто я не была прямо здесь, не смотрела на него, не желала, чтобы он увидел меня.
Боли не было, хотя казалось, что она должна быть. Как будто я стояла в комнате, охваченной пламенем, но ни одно из них не коснулось меня.
Что со мной происходит?
Мой разум кричал. Оно кричало и кричало.
Мое тело билось. Я билась и билась.
Ничего.
Ничего.
Был еще один человек, невысокий, крепкий мужчина, который разговаривал с моим отцом. Я услышала слова — передозировка наркотиков — и хотела заплакать, но слезы так и не появились.
Нет.
Нет, нет, нет.
Последнее, что я запомнила, это как отправила Линкольна домой после того, как он появился с кокаином на члене и сказал мне попробовать.
Я позволила ему трахнуть меня, но я ни за что не засунула бы это дерьмо себе в нос или в рот. В итоге он оставил следы порошка по всему телу и внутри меня. Он трахал меня, лизал и целовал, пока мое тело не покрылось кокаином и спермой, а я была слишком измучена, чтобы заботиться об этом.
Он знал лучше. Как только я снова смогла говорить, я собиралась послать его на хуй.
Но у людей не бывает передозировки от небольшого количества кокса
Ведь так?
Папа наклонился и прижался губами к моему лбу. Казалось, ему было больно даже прикасаться ко мне, словно воспоминания о том, как он в последний раз наблюдал за тем, как кто-то, кого он любил, уходит от него, были слишком тяжелы.
Почему я не могла пошевелиться? Мне нужно было дать ему понять, что со мной все в порядке.
— Я люблю тебя, ангел. Папе так жаль, что он подвел тебя.
Нет! Папа! Ты не подводил меня. Это неправильно. Что-то не так.
Пожалуйста, Боже — если ты не спишь и слушаешь — скажи ему, что со мной все в порядке.
Он хотел убрать прядь волос за ухо, но дородный мужчина хлопнул его рукой по плечу и остановил. Отец еще секунду смотрел на меня, и по его щеке скатилась одна слеза.
Я никогда не видела, чтобы мой отец плакал. Никогда.
Он закрыл глаза на долгий миг, затем встал прямо.
Они с мужчиной обменялись еще несколькими словами, которые были слишком тихими, чтобы я могла расслышать. А потом он ушел.
Дверь закрылась со звонким щелчком в тихой комнате, и мужчина подошел к тому месту, где я лежала парализованная.
Он наклонился поближе, как будто кто-то еще мог услышать, и прошептал. — Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть. Скоро все это закончится.
Он знал.
Он знал, что я проснулась.
Почему он не сказал моему отцу, что я проснулась?
Я почувствовала внезапную, резкую боль. А потом не было ничего, кроме черноты.
***
Я проснулась от того, что кто-то вытаскивал меня с заднего сиденья черного внедорожника. Их пальцы больно сжимали верхнюю часть моих рук, которые уже болели от того, что Чендлер схватил меня. Голова раскалывалась, а зрение было нечетким. Потребовалось мгновение, чтобы все встало на свои места. На улице было темно. Ночь. И холодно. Мне было так холодно. Мои губы дрожали, а пальцы онемели. Я понятия не имела, как долго я была на улице, потому что время ускользало от меня.
Я мельком увидела что-то похожее на готический собор, прежде чем меня втянуло внутрь. Я моргала, пока окружающее не начало приходить в фокус. А потом мы остановились. Я находился в круглой комнате, почти как зал суда, но более зловещей.
На платформе в передней части комнаты стоял ряд стульев за деревянным столом, или партой, или чем-то еще. На передней части стола блестящими золотыми буквами было написано слово «Трибунал». На помосте сидели десять мужчин, все молодые, большинство красивые.