Святой закрывает дело
Шрифт:
Саймон быстро рассказал ей, думая о совершенно других вещах. Острый ум Патриции не замедлил прийти к определенным выводам, и Святой едва не вздрогнул, когда она спросила:
– Но ведь ты оставил Роджера с Мариусом...
– Придется признать, – уныло кивнул Святой, – что старина Роджер где-то ошибся и сейчас пожинает плоды своей ошибки. И пусть он не был в нашем классе лучшим учеником, но имел очень полезную привычку выкручиваться из неприятных положений. Если, конечно, не вмешался Тил...
– Почему Тил?
Саймон
Он рассказал о случившемся в Эшере и гонке в Мейденхед. Она впервые осознала, в какой игре участвует, и поняла, почему ее заточили в «доме на холме».
Его речь звучала спокойно и даже небрежно, слегка легкомысленно и шутливо, словно он рассказывал о каком-нибудь заурядном событии.
– Так что, – сказал он, – ты видишь, Ангелочек не собирается шутки шутить, и теперь понимаешь, почему сегодня в Буресе столько шума.
Говоря это, он намеренно посмотрел на баррикаду, – безжизненное тело, распростершееся за комодом, молчаливо свидетельствовало о его правоте. И Патриция взглянула туда же.
Саймон встретил ее взгляд и пожал плечами.
Он усадил ее на кровать, сам сел рядом, достал портсигар, предложил ей сигарету и закурил сам.
– Сейчас ничего уже не поделаешь, – произнес он мягко, – ему не повезло; единственным утешением может быть то, что одним подонком стало меньше. Выше голову... И пока мы сохраняем присутствие духа, расскажи, как ты попала сюда.
– Все было очень просто. Я не ожидала никаких неприятностей, понимаешь. Если бы ты, когда звонил мне, предупредил... В общем, я попалась, как ребенок. Поезд шел почти пустой, и в купе я находилась одна. Где-то недалеко от Ридинга в купе вошел мужчина и спросил, нет ли спичек. Я дала ему спички, а он угостил меня сигаретой... Знаю, что сделала глупость, взяв ее, но он выглядел совершенно безобидным, и у меня не возникло подозрений...
Святой кивнул:
– Пока ты не пришла в себя в автомобиле, едущем неизвестно куда?
– Да... Связанная по рукам и ногам, с мешком на голове... Ехали долго, а потом меня привели сюда. Это было примерно за час до того, как ты бросил камешки в окно... О Саймон, как я рада, что ты пришел!
Святой крепче обнял ее и прошептал:
– И я тоже.
Он смотрел на дверь. Похоже, его баррикада доказала свою прочность, поскольку штурм прервался. Тут Мариус, видимо, отдал новый приказ.
Некоторое время они слышали только приглушенные голоса, а потом послышались тяжелые шаги человека, идущего по коридору. И Саймон Темплер затаил дыхание, поняв, что сбываются его худшие предположения.
Через мгновение раздался удар в дверь, куда более мощный, чем все предыдущие.
– Что это? – спросила Патриция.
– Принесли топор для рубки мяса, – беззаботно ответил Святой,
Удар повторился.
И еще раз.
На четвертом ударе в щели показалось ослепительно сверкающее лезвие топора.
За несколько минут нападающие смогут пробить в двери отверстие, достаточное для прицельной стрельбы. А когда это произойдет...
Святой чувствовал на себе тревожный взгляд девушки и попытался отсрочить вопрос, который, он знал, был у нее на устах.
– Мариус, мальчик мой!
Временное затишье.
– Вы решили сказать, – насмешливо произнес гигант, – что собираетесь избавить нас от необходимости ломать дверь?
– Нет-нет. Я только хотел узнать, как вы там.
– Мне не на что жаловаться, Темплер. А вам?
– Когда небеса мрачны, – ответил Святой поэтически, – я не против пасмурной погоды. Но ты, сынок, развеешь тучи... Кстати, а почему вы расстались с моим другом?
За дверью послышался смешок Мариуса:
– Он по-прежнему на Брук-стрит, под охраной Германна. Помните Германна, которого вы нокаутировали?.. Но полагаю, Германн будет ласков с ним... Вы еще что-нибудь желаете узнать?
– Пока все, – сказал Святой.
Мариус скомандовал что-то на своем языке, и топор снова врезался в дверь.
Святой заглянул в глаза Патриции и увидел, что она все поняла. Однако страха не показала.
Они спокойно смотрели друг на друга, их руки сплелись нежно и крепко.
– Мне очень жаль, – глухо начал Святой. – Я никогда не сумею рассказать тебе, как мне жаль.
– В конце концов, Саймон, – отвечала она, и голос ее не дрожал, был тверд и чист, голос, который он любил, – видишь, боги о тебе не забыли. Разве не о таком конце ты всегда молился?
– Да, это конец. Роджер был моим единственным резервом. Мы условились: если я не вернусь на Брук-стрит к определенному часу, он должен отправиться искать меня. Но, очевидно, Роджер не придет...
– Я знаю.
– Ты не должна попасть к ним в руки живой, Пат.
– А ты?
Он усмехнулся:
– А я попытаюсь прихватить Мариуса с собой. Пат, я бы душу отдал, чтобы только тебя здесь не было! Это мой удел, не твой...
– Почему? Мне хочется в последнем бою быть с тобой.
Ее руки легли ему на плечи, он сжал ее лицо в ладонях. Она смотрела ему в глаза.
– Любимая, – сказал он. – Я не жалуюсь. Мы прожили не так много лет, но я делал все, чтобы жизнь была прекрасна, в моем понимании; мой идеал – удачливый боец. Й ты поняла это, более того, побудила меня сражаться за высокие идеалы. Да, бой и внезапная смерть, но во имя мира, жизни и любви. Ты знаешь, я люблю тебя, Пат...