Святой

Райз Тиффани

– Что он тебе подарил?

– Медальон Святой Луизы, - ответила Нора, улыбаясь при воспоминании.
– Мое второе имя - Луиза. И день ее почитания 15 марта, мой день рождения.

– Хороший подарок.

– Он позволил немного поплакать на его плече. Этот подарок был еще лучше. И после этого раза в марте мы снова начали общаться.

– Что произошло в марте?

– Ничего, - ответила Нора.
– И все. Я прогуляла школу и пошла на прогулку. По какой-то причине мои блуждающие ноги завели меня в «Пресвятое сердце».

Я не думала, что увижу в тот день Сорена, но он был там, у дома священника... во дворе... сажал деревья... в джинсах и белой футболке.

– Ты помнишь, во что он был одет в тот день?

– Я помню все. Я никогда не видела Сорена в чем-то другом, помимо его сутаны и воротничка. Я думала, он даже спит в облачении священнослужителя. Но черт...
– Она улыбнулась Нико.
– Под его ногтями была грязь. Как и у тебя, когда мы познакомились.

– Я работал в тот день. Я работаю каждый день.

– И мне это нравится. Мне нравятся мужчины, которые не боятся запачкать руки.

– Он разозлился из-за того, что ты пришла к его дому?

Нора покачала головой:

– Я могу посчитать на пальцах одной руки случаи, когда Сорен действительно был на меня зол. И то, когда я делала что-то опасно глупое или глупо опасное. Нет, в тот день он... Скажем так, он не был зол. В марте исполнилось четыре месяца с тех пор, как он сказал мне уйти и повзрослеть. Все, что произошло в прошлом году, уже казалось сном, будто я не могла поверить в то, что все было на самом деле.

Она вспомнила, как стояла за забором, а Сорен по другую сторону. Они разговаривали несколько минут, и по тому, как он говорил, как смотрел на нее, она поняла, что не она одна помнила все, как сон.

– После того дня, не важно...
– Грудь Норы слегка приподнялась.
– Ничего. Ничего еще несколько месяцев, месяцев и месяцев. Ни разговоров, ни прикосновений, ничего. Мы с Сореном снова стали незнакомцами. И это не было ужасно. Я не сидела в комнате годами и не смотрела в окно. Я ходила в школу, получала хорошие отметки, рвала жилы, чтобы закончить общественные работы. Мне не разрешили получить водительские права до восемнадцатилетия, но секретарь Сорена, Диана, давала мне уроки вождения. Я справилась. Весело не было, но я пережила.

Нико перевернулся и пододвинулся к ней поближе. Он подхватил ее под колени и заставил ее ноги обнять его за талию, так, чтобы они сидели лицом к лицу. Она расслабилась в кольце его сильных рук и положила подбородок ему на плечо.

– Я рад, что ты пережила это, - сказал он.
– Иначе тебя бы здесь не было.

– О, я пережила. И забавно то, что когда я стала писателем, я поняла, что сделал Сорен и почему.

– И почему же?

– Это писательский прием, - объяснила она.
– Ты узнаешь, чего больше всего боится твой герой, и заставляешь его столкнуться со страхом лицом к лицу.

– Это то, что он сделал с тобой?

– Потерять его, потерять

его любовь - были моими самыми большими страхами. И он заставил взглянуть им в лицо. Я столкнулась с ними и пережила их. И в конечном итоге...

Нора замолчала, чтобы поцеловать Нико в шею, только потому, что хотела этого.

– В конечном итоге, это время превратило меня в ту, как сказал Сорен, какой я и была.

– И в какую?

Нора отклонилась назад и подарила Нико самую опасную улыбку. Она подняла палец вверх, указывая ждать. Нико изогнул бровь. Она выскользнула из его рук, из постели, и достала что-то из своего чемодана.

Красный стек.

Она держала его перед собой, кончик указывал на центр груди Нико.

– Опасную, - ответила она.

Нико улыбнулся, его губы приоткрылись, дыхание участилось.

– Видишь ли, - начала она, скользя концом стека от груди до выемки на его горле, - когда ты сталкиваешься со своим самым большим страхом и одолеваешь его, чего еще бояться?

Нико облизнул губы. Его грудь вздымалась и опадала.

– Отвечай.
– Нора поддела стеком его подбородок и заставила поднять голову на дюйм.

– Ничего, - ответил Нико.

– Моим самым большим страхом была жизнь без Сорена, и я жила. И я больше этого не боюсь, теперь мне больше никто не нужен. Я хотела его, но не нуждалась в нем. А он нуждался.

– В это я поверю, - сказал он.

Нора посмотрела на него.

– А теперь, Николя Делакруа, раскрой мне свой страх.

– Я боюсь, что это будет наша единственная ночь вместе, и до конца своей жизни я больше не встречу такую женщину, как ты.

– Еще одну ночь не обещаю, но гарантирую, ты больше никогда не встретишь такой женщины, как я.

Она не добавила, что встреча с такой же женщиной, как она, не была к лучшему.

Хотя, он так не считал. Улыбка, сексуальная и приглашающая, украсила его губы.

– Докажи.

– Доказать?

Ну что же, если он настаивает...

Нора обхватила Нико за затылок и повернула лицом к себе.

– Ты сделаешь мне больно?
– спросил он, в его голосе в равных частях смешался страх и предвкушение.

– Не сегодня, - ответила она, вспоминая ту ночь, когда спросила у Сорена почти то же самое, и он ответил ей точно так же.
– Сегодня только удовольствие.

Она поцеловала Нико со всей страстью, которую может испытывать только раненый, отчаянно жаждущий излечиться. Она целовала его так, будто в его губах был смысл жизни, и, если она поцелует его достаточно крепко, достаточно сладко и достаточно долго, он прикоснется к ее губам, и она сможет схватить его зубами и проглотить.

Нора толкнула Нико на спину, не разрывая поцелуя. Он хотел обнять ее, но она перехватила его запястья и прижала к постели над его головой.

– Держи их здесь, - приказала она.
– Не двигайся. Я хочу, чтобы ты кончил.