"Святые" 90-е Пионер – Том II
Шрифт:
— Ты хочешь сказать, что ты мне так отомстил, за то что я не дал твоим уродам парня забить и девчонку попортить? — пришла моя очередь удивляться.
Лось опустил глаза.
— Ха-ха-ха! — громко рассмеялся Патрин, и ржал так активно, что у него потекли слезы.
— Это меня… как сопливого пацана… подняли среди ночи… — давясь от смеха и утирая слезы, с трудом выговаривал он — поставили под стволы… избили мою охрану… из-за какого-то обиженного щенка?
— Получается так, Анатолий Борисович. — подтвердил я, не совсем понимая что будет дальше.
— Дима… знаешь, ты это, оставь его мне, а сам будь на связи,
— Хорошо, Анатолий Борисович, забирайте. Мне не жалко. — демонстративно отстраняясь, пожал я плечами.
— И ещё, Дима, скажи свои людям чтобы освободили мою охрану, раз уж мы разобрались в этой непонятке…
Кивнув Шухеру, а он так и стоял за дверью, я дождался когда в комнате появятся оба сторожа, и не привлекая внимания, покинул помещение.
Прямо по коридору, налево, и первая дверь. Уходили так же как пришли, и пока не сели в машину и не отъехали подальше, я поверить не мог что всё так хорошо разрешилось. Разумеется окончательно этого утверждать я не мог, всякое ещё может случиться, но появилась уверенность что всё нормально, и нам можно особенно не дёргаться.
— Дом окружён моими людьми… — это ты сам придумал? — странно ухмыляясь, спросил Шухер.
— Угу. Сам. Жаль только что людей обученных, которым доверять можно, не так много. А то бы мы действительно окружили…
Когда сказал про людей и окружение, я видел как изменилось лицо Патрина. До этого он был просто испуган, а как услыхал, так ещё и изумился. Крайняя степень причём, видать не думал что я могу что-то подобное организовать.
— Ага, жаль. — согласился Шухер, и тут же спросил, — а если б были люди, стволов хватило бы всем раздать?
Вопрос нескромный, и в другое время я не стал бы на него отвечать, но ситуация вынуждала к откровенности.
— Хватило бы, не сомневайся. — сказал я.
Шухер долго молчал, а потом неожиданно предложил.
— Я знаю хороших парней, грамотных, надёжных, могу познакомить.
— Афганцы?
— Да, они самые. У них тут клуб неподалеку, такой, типа спортивного, для своих. Бегают, дерутся, стреляют в тире. Поддерживают форму, в общем.
Предложение на самом деле интересное, как говорится — раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. После того что вышло с Патриным, мне по-любому надо будет искать какие-то варианты. Это сейчас он испугался, всё ж не профессиональный уголовник, но время пройдёт, очухается, вопросы появятся. И вот тут мне бы совсем не помешала парочка серьёзных ребят, таких чтобы прикрыли в случае чего, а в том что это «в случае чего» настанет, я нисколько не сомневался.
Еженедельник «Аргументы и Факты» № 5. 02.01.1991
ГАЗЕТНЫЙ КИОСК (31.01.1991)
Из интервью с А. Невзоровым после показа на телевидении его документального фильма «Наши»:
«…было отснято два часа. И как нас ребята-десантники не хотели впускать в здание телебашни, чуть ли не штыками отпихивали. И с омоновцами тоже переговоры были сложными… В картину эти кадры не вошли… Нужно побывать сейчас в Прибалтике, чтобы по-настоящему оценить всю мощь информационной и психологической войны, которую ведет профашистская сволочь. Трезвые голоса, конечно, есть. Но ах не слышно ни в самих республиках, ни в центре… Мы знали, что делали. Но я на сделку с
Глава 16
Закинув Шухера домой, я вернулся в гараж. Растопил печку-буржуйку, бросив в неё щепок, дождался когда займется, и сыпанул угля. Завернулся в уютное, хоть и промасленное, одеяло, и рухнул на диван. До рассвета оставалось пара часов, но тело требовало забытья — хоть на миг.
Спал чутко, как солдат на передовой. Обычно сны возвращали меня туда: грохот разрывов, рёв вертолётов, вой дронов, крики… Но сегодня — тишина. Только скрип мороза за стенами, да треск остывающей печки. Проснулся от того что дышать стало холодно, и спрятав нос под одеяло, где ещё теплилось подобие уюта, повалялся несколько дополнительных минут.
Понимая что подъём неотвратим, встал, заново разжёг печь, наскоро умылся остатками воды, привычно уже поставил топиться снег и подогреваться тушёнку.
Пока разгоралось, немного помахал руками и ногами, разгоняя кровь в «застывшем» за ночь организме.
Мысли текли вязко, словно масло на морозе. Да, я прекрасно понимал что нужно что-то решать, понимал что дороги назад нет, ибо специально, или не специально, но рубикон я таки перешёл.
Но не всё так плохо. Патрин, он ведь сейчас наверняка напуган, или, правильнее будет сказать, обескуражен. Привыкший жить «царем горы», этот человек столкнулся с тем, чего не может понять. Ну на самом деле, как объяснить что какой-то пацан в окружении «толпы» злобных мужиков с автоматами, врывается среди ночи к нему в дом и что-то требует. Как?
И этот ответ он будет искать. Сначала закинет удочки куда только сможет, соберёт информацию, и потом — ибо он ничего не найдёт, попытается выбить её из меня. Всё просто как день.
Подведя итог мозговому штурму, выводом что спешить не стоит, я поел, глядя как трещит огонь в печке, выстреливая искрами из приоткрытой дверки. Потом подбросил ещё пару крупных кусков угля, и наблюдая, как пламя охватывает их, снова заснул, убаюканный жаром.
Ну а что, когда такие дела вокруг творятся, не тащиться же мне в институт? А поход в свой закрытый клуб Шухер обещал устроить только к вечеру.
В итоге спал до шести, периодически просыпаясь по надобности и чтобы закинуть в печку угля.
И, чему снова удивился, опять без снов.
Проснулся, умылся, есть не стал, рассчитывая перекусить где-нибудь по пути, и ровно в семь ждал Шухера возле подъезда.
— Привет. — садясь в машину, протянул он руку.
— Здравствуй. — ответил на приветствие я, и уточнив адрес, выжал сцепление.
Центр города, проспект Мира пятнадцать «А», цокольный этаж, вход со двора. По сути, обычный подвал, даже без окон, непонятно почему названный цоколем.
Подъехали, вышли из машины, подошли к подъезду. Крутая лестница вниз, темно, прокурено и воняет ссаниной. Афганцы здесь вряд-ли гадят, значит бомжи или коты, а может и все сразу.
Железная дверь с потёртой табличкой «Спортзал» скрипнула, пропуская нас в тамбур. Тусклое освещение, низкие потолки, и перебивающий даже уличную вонь, запах пота. По стенам стояли ржавые гантели, потёртые боксёрские груши и скамьи со штангами. В углу грохотал «древний» японский магнитофон, из динамиков орал «Атас» Расторгуева, и на наше появление почти никто не отреагировал — только двое кивнули Шухеру.