"Святые" 90-е Пионер – Том II
Шрифт:
Но он удивил.
— Сержант, уведите задержанного! — Его рёв, похоже что неожиданный даже для него самого, ударил по стенам, — явно с намерением меня испугать, но тут дверь распахнулась, и в кабинет вкатился большой капитан — будто танк, въехавший в курятник.
Следователь вскочил, опрокидывая стул, но замер, когда перед его носом появилось удостоверение в красной обложке.
— Пошли, — капитан бросил это сквозь зубы, разворачиваясь так резко, что сержант едва увернулся от его могучего плеча.
Он в дверь,
В отличии от кабинета следователя, здесь было не так убого. Стол из темного дерева, покрытый лаком до зеркального блеска, герань на подоконнике, диван с бархатными валиками, стулья с резными спинками — всё дышало совковой роскошью. В углу стоял похожий на гроб хромированный сейф с кнопками кодового замка, и над всем этим портрет Горбачёва — его родимое пятно казалось слепым глазом, наблюдающим за нами с сочувственной усталостью.
— Рассказывай, — капитан рухнул на диван, заставив пружины взвыть в протесте. Его ботинки, ещё мокрые от снега, бесцеремонно устроились на спинке-валике.
— Что рассказывать? — я уселся на краешек стула, чувствуя под пальцами холодок лакированной древесины.
— Как дошёл до жизни такой. Почему здесь, чего следак вынюхивал?
Голос капитана напоминал скрежет жерновов — такой же медленный, размеренный.
— Сам бы рад знать, — я провёл ладонью по подбородку, по пятнами пробивающейся щетине, — Три часа слушал про «гнид» и купленные справки. Про дело — ни полслова.
— Даже так? — Капитан достал пачку «Казбека», постучал сигаретой по ногтю.
— Именно.
— А сам не догадываешься? — закурил он.
— Понял только, что шаги мои интересны. Каждый чих двадцать пятого, и двадцать шестого числа.
— Ну ты рассказал? — Ударение на «ты» прозвучало как обвинение.
— Разумеется. — Я расправил плечи, выдерживая прямой взгляд капитана.
— И что, проверять начнут, всё сойдётся?
— Тютелька в тютельку.
Капитан затянулся, наблюдая как дымовая змейка обвивает горшок с геранью.
— То есть всё что ты сказал следователю, подтвердить смогут? — уточнил он.
— Ну конечно. В спортзале народу было много, в мастерской ещё больше, больница опять же. Вы бы объяснили в чём меня подозревают, я бы точно сказал где был и что делал.
Капитан промолчал.
— Тайна следствия? — спросил я, стараясь не морщиться вдыхая дым от его вонючих папирос.
— Вроде того, — он кивнул, и вдруг его лицо стало похоже на ту самую дверь сейфа — бронированное, с комбинацией из неразгаданных цифр.
— Ну а мне что делать? Торчать тут до морковкиного заговенья?
— Нет, торчать не надо, я договорился, тебя отпустят. Но ты должен знать, за тобой теперь приглядывать будут, поэтому думай что делаешь.
— Вы приглядывать будете? — прищурился я.
— В том числе. —
Отдел милиции я покинул в смешанных чувствах. С одной стороны хорошо что отпустили, но с другой плохо что не понял за что задерживали.
Доктор отпадал, если бы его нашли, меня не выпустили бы. С тем сержантом и его подельником, тем более. Остаётся что? Дорогу не в том месте переходил?
Загадка, в общем.
От отделения до дома было рукой подать — через три перекрёстка, мимо заросшего бурьяном пустыря и гаражного кооператива. Решил не ждать трамвая: ноги сами несли, будто выталкивая из зоны милицейского смрада. Холодный ветер швырял в лицо снежное крошево, а где-то за спиной, в такт шагам, натужно гудели провода.
Мысли путались, цепляясь за обрывки фраз капитана. «Приглядывать будут» — что это значит? Не думаю что слежку приставят, но какие-то меры точно предпримут. Участковым сообщат, агентуру напрягут, вот они и будут сообщать о моих передвижениях, и вообще всём остальном. Хорошего в этом мало, тут не поспоришь, хотя и не смертельно. Доктору только не повезло, думал с утра его навестить, но не получилось, как бы не сдох раньше времени.
Теперь уж не пойду, сначала с подельником его разобраться надо. Причем сделать всё по-умному, без шума и пыли, как в том кино говорили. Сначала допросить, а потом…
Жалости к этим двоим у меня нет. Брезгливость только. Необходимость лишать жизни себе подобных давно уже не вызывает эмоций. Единственное, на войне враг честнее будет чем эта падаль, — о таких даже руки марать не хочется.
А придётся, и совсем уже скоро.
Добравшись до дома, сразу завёл машину, потом только в квартиру поднялся.
Родителей не было, на столе записка «Котлеты в синей кастрюле, картошка на плите. Не ешь холодным!».
Выковырял две, обгоревших снизу, нарезал хлеб коркой в палец толщиной. Сел у окна — так, чтобы видеть двор. «Девятка» стояла напротив, и на капоте уже подтаивал налетевший за ночь снег. Котлеты съел, не разогревая: желудок сводило от голода. Чайник греть не стал, попил воды из-под крана. Потом оделся, вышел в подъезд, закрыл за собой дверь, и в машину.
Почти тепло. Наверное так и буду делать: выскочил, завёл, и к окошку. Удобно.
Шухера нашёл там где он и должен был быть, в мастерской.
Кратко пересказал утреннее приключение, выпил кофе пока он собирался, и вскоре мы уже ехали по адресу.
— Думаешь догадываются? — чиркнув спичкой, он закурил и немного приоткрыл окно.
— Вряд-ли. — помотал головой я. — если б догадывались, не выпустили бы.
— Так ты ж говорил что знакомый бати твоего вписался?
— Вписался. — задумался я. — Хотя лучше бы, наверное, не вписывался…
— Чего так?
— Да… кажется мне, он сам при делах как-то…