"Святые" 90-е Пионер. Том 1
Шрифт:
— Привет. — поравнявшись со мной, Катя кивнула, и не задерживаясь, прошла дальше. Я же пока провспоминал, ответить успел уже только вдогонку.
Ну и ладно, вся жизнь впереди. Вот разберусь с уродами, и займусь вплотную и Катей, и Машей, а если храбрости хватит, то даже и Аней. Эта красивая светловолосая девушка жила в доме напротив, но кроме имени, больше ничего я о ней не знал. Как-то попытался пацанов поспрашивать, но все только плечами пожимали, так же знают что Аней зовут, ну и всё на этом.
Представив на секундочку грядущие перспективы, я аж зажмурился от удовольствия.
Но сначала надо дело сделать. Иначе грош мне цена, сам себя уважать перестану.
О том что будет дальше — завтра, послезавтра, я пока не думал. Знал только что не допущу повтора, а большего не загадывал.
Чтобы «убить» время, — а на часах всего шесть, решил до гаражей дойти, там по-любому кто-нибудь из наших тусуется, хоть посмотрю, а то позабывал уж всех. Да и трубу как раз подберу, металла сейчас полно всякого валяется, не нужен он пока никому, кроме пионеров.
Определившись с направлением, (не сразу сообразил в какую сторону пойти) двинулся вдоль дома, и дойдя до угла, свернул к гаражам. В этом углу их не много, штук пятнадцать, железные, все разные, — от больших, квадратов на двадцать пять, до совсем крохотных, буквально два на полтора метра.
Мне же нужен был самый дальний, тот что на отшибе за карагачами прятался. Гараж этот принадлежал деду одного из пацанов, но дед тот был весьма стар, и имуществом своим практически не интересовался, вот внучок и устроил там место для сходок.
Ну точно, есть кто-то. Дымом пахнет сигаретным.
— Здорово пацаны!
Возле открытой воротины сидели двое, Андрюха Скопинцев, по кличке Дрофа, и Славян Казарин, — фашист. Дрофой Андрюху прозвали за рост и худощавость, а Славика фашистом за «любовь» к животным, к кошкам особенно. Андрюха помладше, ему семнадцать, а Славян мой ровесник, нигде не учится, но в армию его не взяли, со здоровьем не так что-то. То ли гастрит, то ли геморрой, не помню.
— О, Пионер, здорова… — лениво протянул руку Андрюха.
— Здорово. — приподнялся Славян.
— Вы чего такие сонные? — придвинув бутылочный ящик, я перевернул его, усаживаясь напротив.
— Будешь тут сонным… Всю ночь вагоны разгружали, болит теперь все…
Разгрузка вагонов и мойка грузовых машин в «ПОГАТе» были одним из немногих доступных видов заработка для подростков и тех кто постарше, но на нормальную работу устроиться пока не успел. Труд хоть и тяжелый, зато хорошо оплачиваемый. По здешним меркам, разумеется.
— И как, нормально вышло? — поинтересовался я, надеясь услышать конкретные цифры, ибо сам хоть и подрабатывал так же временами, но подробностей уже не помнил.
— Да ну хер… Угандошились только… — Славян сморщился, и сплюнув под ноги, затянулся сигаретой.
— По червонцу на брата. Вагон хлебокомбинатский был, они, суки, жадные… — так же недовольно добавил Андрюха, что на него было совсем не похоже. Он вообще редко выказывал недовольство, во всем ища позитив, и если уж он так отозвался о ночном заработке, значит действительно хорошего было мало. Десять рублей не так чтобы и плохо, но это смотря что разгружать. Если мелочевку какую, то пойдёт ещё, а если муку или сахар, тогда да, маловато будет.
— А ты чего такой счастливый? Клад нашел? — аккуратно забычковав окурок, Славян спрятал его в карман рубашки. Для меня «будущего», это выглядело не очень, но здесь и сейчас такой подход был абсолютно нормальным. За пять лет перестройки люди уже осознали всю прелесть нового курса, и властям не особенно верили. По телевизору хоть и говорили что ситуация с табаком стабилизирована и больше не повторится, мужики всё равно продолжали складывать бычки в банки. Еще год назад никто и не помышлял о подобном, уж чего-чего, а курева хватало. Но в девяностом, практически с самого начала года, сигареты стали исчезать с прилавков.
Ну а что, точных цифр не назову, не помню, но то что на рынке пачка «Явы» стоила в разы, а то в десятки раз дороже своей обычной цены, а бабки на улицах продавали подобранные окурки — абсолютная правда. С подносов — копеек по пять за штуку, а в банках — рубля по два-три за полулитровую.
Они продавали, а мужики покупали. А куда деваться? Это ж наркотик, хоть и вполне себе законный. Бычки, конечно, не добивали, используя их содержимое как сырье для самокруток.
Сейчас еще ничего, хоть и очереди, а вот ближе к осени вообще будет черти что, разъяренные толпы курильщиков пойдут перекрывать улицы, переворачивать начальственные машины и громить табачные киоски.
Я это время застал лишь отчасти, в тюрьме с новостями не особо было, но потом, когда освободился, почитал, заполнил, так сказать, пробелы образования. Сейчас мало что помню, но умные головы вроде как сошлись на том что вся эта чехарда с табаком, водкой и товарами первой необходимости, была самым обыкновенным саботажем, спонсируемым, если можно так выразиться, нашими заокеанскими партнёрами. Опять же, цифр точных не назову, но вроде как из почти тридцати табачных фабрик две трети одновременно поставили на ремонт, что и привело к такому тотальному дефициту. Причем так не только с сигаретами получилось, но и с продуктами. В магазинах ассортимент и до того не особо какой был, а тут вообще глухо стало: пустые полки, точнее батареи уксуса и соли, да талоны на всё самое необходимое. Сахар по полтора кило на рыло, чай по пачке, масло не помню сколько, но тоже впритык. Мяса нет, только на рынке за какие-то бешеные деньги, картошка там же втридорога, ну и вообще, купить что-то нужное по вменяемой цене, дело было такое, практически бесперспективное.
— Да не, какой к черту клад… так, настроение хорошее… — ответил я, стараясь придать лицу серьезности. Вроде и не улыбаюсь, но раз Славян обратил внимание, значит что-то меня выдаёт.
— Понятно… — протянул тот, похлопал себя по карманам, достал мятую пачку «Ватры», вытащил из неё сигарету, протянул Андрюхе, потом достал еще одну, сунул в рот, и по-пацански чиркнув спичкой, прикурил.
Какое-то время сидели молча, я не знал что сказать, — боялся проколоться, ибо все «правильные» темы позабывал давно, а парни косили под серьезных мужиков, молча глотая дым, и каждые двадцать секунд харкая себе под ноги.