Святые бастарды

Туров Тимур

– Зависит от режиссера, – ответил Вереск.

– Главное, чтобы это были не Тарантино и не Родригес, – по-ежился Атаниэль. – Я даже согласен на Тарковского.

– Ни одного из них не знаю, – честно признался Иво.

Машина тем временем проскочила на мигающий желтый поворот с набережной, выехала к метро «Черная речка» и уткнулась в пробку.

– Преследовать будут, тутти-ту? – поинтересовался Маж.

– Вряд ли, – усмехнулся Атаниэль. – Это не «Ложа Петра и Павла», у которых и народа в десять раз больше, и имидж обязывает отвечать ударом на удар, даже если никто

особо не бил.

Он дождался небольшого просвета во «встречке» и, в нарушение всех правил, развернулся прямо из пробки на мосту. За мостом автомобиль повернул на Ушаковскую набережную. Здесь элохим разогнал машину до восьмидесяти километров в час.

«Шестерка» тряслась, громыхала, но ехала.

– Куда мы теперь? – проорал Иво.

– К Лан-Рину, – рыкнул Вереск. – На работу, проверим, забрал он из сейфа деньги или еще нет. Если забрал, то мы его уже не найдем, наверное.

Автомобиль тем временем проскользнул по набережной, доехал до Литейного моста и свернул на него. Иво откинулся на сиденье, закрыл глаза, и сразу же перед ним возник Стас. Но умерший вампир не успел сказать даже слова, как потускнел и исчез.

Стояло раннее утро, солнце еле проглядывало сквозь облака. В окружении леса чернело поле. На опушке, подстелив дырявый зипун под зад и прислонившись спиной к сосне, сидел худощавый мужик.

Иво знал, что происходящее – сон, но в то же время чувствовал и осознавал все так, будто это была реальность. Его звали Еремей, и он раньше был крепостным при Новоозерском монастыре. После того как игумен насильно женил его на кривой и дурной девке Настаське, он собрал вещи и после сенокоса сбежал из родной Дяревки, прихватив с собой только мешок овса, зипун и старенький ножик.

Сбежал не на Дон, не в Запорожье, даже не на Урал – там бы его искали. Еремей ушел на север, точно зная, что туда никто не пойдет разыскивать. Зная, что он, скорее всего, сгинет, но сгинет свободным.

На что он рассчитывал, Еремей и сам не понимал. Может, думал добраться до старообрядческих скитов, может, рассчитывал на поморов, о которых среди мужиков ходили срамные истории.

Сбежал – и сбежал, не куда-то, а от кого-то. От жены, от полусотни хозяев, – а чуть ли не каждый послушник в монастыре мнил себя таковым. От насмешек мужиков, считавших его разиней и неудачником, хотя пахарем Еремей был нормальным, и дом не худой, и хозяйство какое-никакое, а ладное.

Осень пережил на жидкой овсянке, на грибах и ягодах, на каше из коры и корешков. Шел на север, пока не падал, потом отлеживался, ел, что бог пошлет, и снова шел.

А с холодами, кутаясь в дырявый зипун, понял – вот она, смертушка, за деревом, листьями присыпана, снегом припорошена, ждет, глазами бесцветными косится – на сколько его еще хватит. На день? Два? Три?

Еремей шел на север. Пока мог – шел. Потом – полз. Есть больше не хотелось, хотелось согреться, и он перебирал руками и ногами, оставляя за собой черный след среди тонкого белого наста.

А потом он как бы умер и как бы ожил. До конца он не знал – точно ли остался жив или же болотники нашли его тело и своей грязной

магией оживили. Рел-Наг утверждал, что подобное невозможно, но Еремей опасался верить ему.

Всю зиму мужик провалялся в теплой сухой пещере, то ли просыпаясь от смерти, то ли борясь с лихорадкой, а болотники, требующие, чтобы их называли непроизносимым именем «гр-хч-сг-от», выхаживали его, впрочем, особо при этом не надрываясь, как старого конягу: выживет – хорошо, а помрет – так и время его пришло.

А по весне Рел-Наг вывел оклемавшегося Еремея из пещеры и спросил:

– Землю пахать умеешь?

– Умею, – ответил мужик.

– Мы деревья порубим, корни выкорчуем, пожжем их, с плугом поможем, – медленно пояснил болотник. – Семена дадим. А когда урожай соберешь, купим его у тебя по-честному.

– Вам вершки или корешки? – спросил тогда Еремей, вспомнив сказку.

Но болотник только усмехнулся, показывая, что сказки знает не хуже его.

Не обманули ушастые нелюди, и деревья повалили, и пни выкорчевали – с помощью волшбы и разных приспособ сделали это так быстро, что мужик только губу нижнюю от зависти прикусывал.

Пахать да сеять они не умели, а волшбой плуг тащить Еремей запретил – не взойдет зерно от такого, здесь он точно уверен был. Заставил троих болотников впрячься в плуг и перепахал целину несколько раз – так, чтобы уж точно.

А потом засеял.

И теперь ждал всходов.

– Братишка, что с тобой, – перед глазами маячил Атаниэль.

– Не знаю, – признался Иво. – Еремей… Беглый монастыр-ский крестьянин… Его болотники… хотя какие к черту болотники? Часовщики спасли от смерти…

– Заговаривается, тутти-ту, – раздался голос Мажа; сам он, как обычно в последнее время, на глаза не показывался. – Пусть он в машине посидит, тутти-там.

Иво окончательно проснулся. Сон о Еремее, такой четкий и логичный, в отличие от большинства обычных сновидений, не спешил тускнеть и расплываться в памяти.

– Я в порядке.

– Нет уж, братишка, сиди давай, тебе сейчас в больнице отлеживаться положено, – сказал Атаниэль, которого явно заботило состояние друга. – Вереск, ты пойдешь первым – тебя Лан-Рин наверняка не запомнил, Мажа он может почувствовать или увидеть, эта сволочь – маг, хотя до лучших ему далеко, но сюрпризов не исключаю. Я буду подстраховывать.

Иво, исключенный из планов, сидел на заднем сиденье изредка рыкавшей на холостом ходу машины. Вокруг кипела жизнь – ездили автомобили, ходили люди и не только люди.

Воспитанник слаш проследил за Вереском. Тот уверенным шагом дошел до нужного дома, спокойно спустился по лестнице к двери в подвальчик под вывеской «Телефоны б/у, ремонт телефонов и ноутбуков, скупка». У двери он задержался – Иво видел только макушку оборотня, – но после небольшой паузы вошел.

Атаниэль, оставшийся наверху, спокойно рассматривал прохожих. Стрельнул у проходившего мимо дейвона сигарету. Иво выругался – ведь мало того, что их ищет половина города и они сейчас заняты чуть ли не открытым грабежом, так элохим еще и не курит, и сделал все из чистой любви к риску!