Святые грехи
Шрифт:
— Вот как? — Тупое раздражение, копившееся где-то у него в желудке, начало прорываться наружу. — Просто зачеркиваешь строку?
— Здесь мне больше нечего делать. — Тэсс вошла в лифт, стараясь дышать как можно спокойнее.
По дороге домой снегопад усилился. Тэсс молчала. Чувствуя, как от горечи все больше першит в горле, Бен тоже не произнес ни слова. Хотя печка в машине работала вовсю, Тэсс дрожала. Чувство поражения, тоска, злость — все сошлось воедино, образуя какой-то комок, застрявший в горле. Она физически ощущала его. Самообладание нередко дается с трудом,
К тому времени, как они добрались домой, грудь так сдавило, что Тэсс стоило больших усилий дышать хоть сколько-нибудь ровно.
— Жаль, право, что ты оказался втянут в это дело, — осторожно заметила Тэсс. Ей хотелось остаться одной, совсем одной, чтобы никого не было рядом, в том числе и Бена, пока она не возьмет себя в руки. В голове стучало, и стук этот был подобен реву. — Я-то знаю, каково это.
— Ты справишься. — Он стянул с себя куртку и швырнул ее на стул. — Тебе нет нужды извиняться передо мной. Я на службе, не забыла?
— Помню, разумеется. Слушай, — в горле сделалось так горячо, что пришлось сглотнуть, — мне надо принять ванну.
— Конечно, действуй. — Бен подошел к бару и потянулся к бутылке водки. — Ну а я выпью.
Тэсс даже не пошла в спальню переодеться. Дверь за ней неслышно закрылась, и Бен услышал шум воды, наполняющей фаянсовую ванну.
Ты ведь не знал этого паренька, говорил себе Бен, наливая водку в бокал. Ну так и нечего так переживать и мучиться. Жалко мальчишку, очень жалко… Можно, конечно, стукнуть по столу… Ведь так бездарно оборвалась молодая жизнь! Но для бессильной, умопомрачительной ярости повода нет.
Она так хладнокровна. Хладнокровна до отвращения. В точности, как врач, оперировавший Джо. Горечь, годами сидящая глубоко внутри, вырвалась наружу и застряла в горле. Бен поднес было к губам рюмку с водкой — нужно прогнать этот вкус, — но вдруг изо всех сил швырнул ее в стеклянную стенку бара. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Бен прошел по коридору и толкнул дверь в ванную комнату.
Тэсс сидела на краю ванны. Вода с грохотом ударялась о стенки и уходила в отверстие слива, которое Тэсс не заткнула пробкой. Ванная комната была заполнена клубами пара. Зеркало запотело. Так и не раздевшись, прислонившись к умывальнику и закрыв лицо руками, Тэсс безудержно рыдала.
Не говоря ни слова, Бен на мгновение остановился на пороге, потрясенный увиденным, чтобы войти, и слишком оглушенный, чтобы закрыть дверь и оставить ее одну, чего ей явно хотелось.
В таком состоянии он ее никогда не видел — беспомощная жертва собственных эмоций. В постели она целиком отдавалась страсти. Случалось видеть, как она срывалась, не в силах сдержать возмущение. Но всегда тут же брала себя в руки. А сейчас ею владело всепоглощающее горестное чувство.
Тэсс не слышала, как он открыл дверь. Она медленно и тяжело раскачивалась, словно оплакивала покойника. Может, от этого полегчает… У Бена перехватило дыхание, горечь во рту исчезла. Он потянулся было к ней, но отступил назад. Трудно, как выясняется, неимоверно трудно утешать дорогого тебе человека.
— Тэсс. — Бен прикоснулся
— Нет! — Ей и без того было плохо, а тут возникло еще унизительное ощущение: ее застали в самый тяжелый и самый интимный момент совершенно нагой и бессильной прикрыться. Сейчас ей больше всего хотелось остаться одной и постараться взять себя в руки. — Оставь меня, хоть ненадолго.
Ее сопротивление, отказ принять руку, которую так хотелось протянуть, глубоко задели и Бен попятился.
В этот момент он даже не увидел, а почувствовал, как ее затрясло. Это было страшнее слез. Он молча шагнул вперед и перекрыл кран. Тэсс выпрямилась и села неподвижно, словно приготовилась то ли отразить удар, то ли оттолкнуть руку помощи. Глаза у нее покраснели, на щеках появились потеки от слез. Он не произнес ни единого слова, просто поднял Тэсс на руки и вынес из ванной комнаты.
Он думал, она будет отбиваться или хотя бы поднимет шум. Но Тэсс, напротив, обмякла и расплакалась, уткнувшись лицом в его шею.
— Он был совсем еще ребенок, — еле проговорила Тэсс.
Бен присел на край кровати и покрепче прижал ее к себе. Он чувствовал ее горячие слезы, словно они давно уже перекипели в глазах.
— Да, совсем еще мальчик, — согласился с ней Бен.
— Я не смогла до него достучаться. А ведь должна была. Образование, практика, самоанализ, книги, лекции, — ничто не помогло!
— Но ты же старалась.
— А толк-то какой?
Злость, ярость, отчаяние выплеснулись наружу, и в этом не было ничего удивительного. Бен готов был к этому.
— Я должна лечить. От меня ждут помощи, а не только разговоров о помощи. Я просто не сумела довести до конца курс лечения, не сумела сохранить его.
— Разве у психиатров должна быть гордыня богов?
Тэсс так и отбросило от него, словно она получила удар в лицо. Она вскочила на ноги. Еще не высохли слезы, не утихла дрожь, но в обморок Тэсс падать явно не собиралась.
— Как ты смеешь так говорить со мной! Мальчик мертв. Он никогда не сможет сесть за руль машины, влюбиться, завести семью. Он умер, и я несу за это ответственность, но при чем тут гордыня?
— Так-таки ни при чем? — Бен тоже встал и, не давая ей повернуться, взял за плечи. — Считаешь, что должна воплощать само совершенство, всегда сохранять хладнокровие, иметь на все ответы, знать все решения, верно ведь? На сей раз у тебя их нет, не получилось. Но скажи мне ради Бога, разве ты могла предотвратить это путешествие на мост?
— Должна была… — Тэсс прижала ладонь ко лбу и снова, но уже без слез, содрогнулась в рыданиях. — Должна. Но не смогла.
Бен обнял ее и снова усадил на кровать. Впервые за время их знакомства он почувствовал, что в нем нуждаются, на него хотят опереться. Случись такое раньше, он просто закрыл бы за собой дверь. Но теперь он сидит рядом с Тэсс и держит ее за руку. Она положила голову ему на плечо. Сделан последний шаг. Ощущение было странное и немного опасливое.