Святые и дурачок
Шрифт:
Как-то однажды (очень давно) мне приснился сон. Будто я иду в сумерках или ночью мимо собора, огромного, тёмного, и высоко-высоко в чёрном небе лучистой митрой виднеется его купол, а на куполе – светозарный крест. И вот от креста звонко отламывается кусочек и летит, как золотой самолётик, прямо на меня. И падает, и вдруг оказывается нательным крестиком у меня на шее. Я с недоумением и даже немного со страхом смотрю на этот маленький светящийся крестик и вижу, что он несколько необычной формы: прямой, шестиконечный, с закруглёнными концами и с двумя параллельными перекладинками вверху (верхняя перекладинка чуть длиннее нижней). Такого я никогда не видел. И я понимаю,
Пётр и Павел. Фреска монастыря Ватопед на Афоне. XII век. Фрагмент
Вот и весь сон.
Да, почему-то мне кажется, что собор назывался Петропавловским. Впрочем, может быть, это память дорисовывает задним числом.
Каждому, кто родился в вере, полагается свой крест.
Крест – это ключ от твоего дома в Царстве Небесном.
У апостола Андрея крест косой, у Петра перевёрнутый, у Павла, наверно, крест в виде меча.
Об апостоле Андрее мы знаем мало, а о Петре и Павле много. Не знаем, правда, дат их рождения, да и годы кончины можем указать только предположительно. Но чтобы знать человека, не обязательно учить хронологию его жизни. В Новом Завете эти два образа явлены тепло, ярко, выпукло – как живые. Пётр – один из главных персонажей Евангелий, его имя упоминается чаще других имён, за исключением, разумеется, Самого Иисуса Христа. В Деяниях апостолов Пётр и Павел – два главных героя, два силовых заряда всего повествования, хотя Павел немного пересиливает. Наконец, они сами говорят с нами языком своих произведений: два послания апостола Петра и четырнадцать апостола Павла составляют примерно треть объёма Нового Завета.
В новозаветных писаниях обрисовываются многие детали их биографий. Пётр – Симон, сын Ионы из захолустной Вифсаиды Галилейской; Павел – Савл, иудей диаспоры, от колена Вениаминова, уроженец Тарса, культурной столицы Киликии. Пётр – простолюдин и рыбак, Павел – аристократ с высшим образованием, ученик знаменитого книжника Гамалиила. Пётр – подданный тетрарха Антипы, марионеточного галилейского князька-самодура; Павел – римский гражданин, имеющий право в случае чего жаловаться лично кесарю. Пётр – признанный глава христианской общины в Иерусалиме, потом в Антиохи и Риме; Павел – неусыпный гонитель, сделавшийся неугомонным провозвестником Христа по всему античному Востоку. Пётр женат (о жене его и о том, были ли у них дети, нет никаких сведений); Павел безбрачен (что для родовитого иудея по меньшей мере необычно). В этом и во многом другом они противоположны.
И характеры их несхожи до противоположности.
Симон прост; Савл сложен. Симон импульсивен; Савл последователен – иногда даже страшно до чего последователен.
Симон (с ним мы уже шапочно познакомились через брата Андрея) прост и в смысле нераздельности личности, и в смысле разума: прозорлив и тут же наивен. Это мы видим в его поступках и во всех образчиках его речи, которые сохранились в Евангелиях.
Вот дивное чудо: на бурном озере в сумерках, догоняя лодку, идёт по водам Учитель. Все ошарашенно молчат, и только Симон восклицает – глупее не придумаешь:
– Господи! Если это Ты, повели мне прийти к Тебе по воде!
И услышав в ответ: «Иди!», – выскочил из лодки и пошёл – и тут же испугался и стал тонуть… И опять крик простого человека:
– Господи! Спаси меня!
Как ребёнок! Вытащив за руку из воды, Учитель говорит ему, как родители сорванцу-дитятку:
– Маловерный! Зачем ты усомнился?
Или вот на горе, на укромной лужайке, укрытой от посторонних глаз зарослями цитрона, мирта и корявыми стволами фаворского дуба, Учитель вдруг прорастает божественным светом, и рядом с ним откуда ни возьмись появляются два мужа, и всё вокруг пропитывается чудом, как облаком… И опять изумлённо молчат все, кроме Симона, а он бормочет невменяемое:
– Господи! Хорошо нам здесь быть! Давай сделаем три шалаша – Тебе, Моисею и Илии!
Но, к примеру, когда от Учителя, не поняв его слов и не поверив им, уходят многие ученики, на вопрос «не хотите ли и вы отойти?» Симон отвечает так же просто и так же неразумно:
– Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живого.
И много позже, после троекратного отречения, после обретения Воскресшего на троекратное же «любишь ли меня?» произносит с мукой, но не раздумывая:
– Ты всё знаешь, Ты знаешь, что я люблю Тебя!
Да, было: он трижды отрёкся. Но так случилось потому, что он дальше всех пошёл за Учителем – в самую пасть зверя, во двор к первосвященнику. Никто не посмел, а он пошёл. Не задумываясь о последствиях. И теперь, увидев Воскресшего на берегу Тивериадского озера, он бросился в воду как был, нагишом, и поплыл к берегу, не успев подумать, что в лодке было бы удобнее и быстрее.
У Симона действие идёт из сердца, опережая мысль и страх.
Поэтому и Учитель говорит Симону такое, что никому другому:
– Ты – Камень, и на этом камне Я создам Церковь Мою.
И тут же, через несколько минут, на попытку простой Симоновой жалости:
– Отойди от Меня, сатана! Ты Мне соблазн! Потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое.
Только что – фундамент Церкви, и вот – «отойди, сатана». В простоте Симона – противоречие, и это самая суть двухполюсной человеческой природы: тянется вверх и тут же падает вниз; поверни так – прекрасен, поверни сяк – урод. Симон – человек, такой же, какими, наверно, были первенцы Адама.
Таков он до некоего момента, о коем ниже.
Совсем другое дело Савл. У этого всё определено, продумано и направлено к цели. Ярость и расчёт. Он никогда не смешон, никогда не наивен. Правда, мы не слышим пока его речи: в Евангелиях Савла нет… Вернее, он, может быть, и есть – в массовке, в толпе, вместе с ребятишками, вопящими «Осанна!» и размахивающими пальмовыми ветвями. Его речь зазвучит гораздо позже, за неким рубежом, который тоже пока нам неизвестен. Но если в Симоне простота оборачивается раздвоением силы и слабости, то в Савле сложность мысли подкрепляется ударной сосредоточенностью действия. «Савл терзал церковь, входя в дома и влача мужчин и женщин, отдавал в темницу». «Савл же, ещё дыша угрозами и убийством на учеников Господа…» (Де. 8:3; 9:1)
Что у них общего?
Великая страсть осуществления ожидаемого.
Хочется сказать как-то по-другому, но я не знаю как.
У этого общего их качества нет достойного названия, но есть действующая сила. Которая доплескивается до нас сквозь вязкую гущу двух тысячелетий.
И ещё одно.
В жизни каждого из них есть некий эпицентр, точка разлома и нового рождения. Во времени это почти мгновение. Может быть, один-два дня, может быть, несколько часов, а может, и минут. До этого было одно бытие, после – стало другое. До этого был один человек, после – тот же и другой. До этого Симон и Савл, после – Пётр и Павел.