Святые места России
Шрифт:
Силы его страшно изнурены этим подвигом; раны на ногах не заживают до самой смерти.
1808–1810 годы. После тысячи дней и ночей непрерывного моления Серафим принял на себя новый подвиг – молчальничество, подвиг, состоящий не столько в неговорении, сколько в полном отречении от житейских помыслов. Это произошло после смерти настоятеля монастыря о. Исайи, которого преподобный очень любил как своего духовного отца. (Братия желала видеть Серафима настоятелем, но он отказался, и игуменом стал о. Нифонт.) Посетителей преподобный больше не принимал, монастырь не посещал, встречая кого-либо в лесу, повергался ниц, пока прохожий не удалялся. Раз в неделю ему приносили из монастыря хлеба или капусты.
Подвиг
1810–1825 годы. Серафим возвращается в монастырь, в свою прежнюю келью. Начинается подвиг затворничества. Серафим никуда не выходит, никого к себе не впускает, ни с кем не говорит ни слова, носит пустынническую одежду. Огонь зажигает только в лампадке; печь не топит даже зимой. Постель его – мешки с песком и камнями, сиденьем служит обрубок пня. В сенях стоит гроб, сделанный руками Серафима, где старец часто молится (в этом гробу он впоследствии и был похоронен). Ночью, когда все спят, Серафим трудится, перенося дрова к кельям братии.
Через пять лет Серафим начинает допускать к себе братию, но по-прежнему ни с кем не говорит ни слова. Еще через пять лет он уже отвечает на вопросы сперва иноков, а затем и мирян, становится их духовным наставником и вступает на путь старчества. В 1823 году он начинает исцелять больных.
1825–1833 годы. Преподобный Серафим выходит из затвора. В эти годы он совершает беспримерный подвиг старчества. В последние восемь лет своей жизни он открывается для мира и служит ему – служит людям дарами любви, учительства, прозорливости, чудотворения, молитвы, утешения, совета.
Нет такого уголка в России, где бы не знали о великом старце, где бы не рассказывали о его подвигах и удивительных дарах почивающей на нем благодати. В некоторые праздники и воскресные дни число приходящих к Серафиму достигает десяти тысяч человек. «Мне до полуночи нет возможности закрыть ворот монастырских», – говорит игумен Нифонт.
Будни Серафим проводит в трудах: возделывает огород, рубит дрова, укрепляет камнями бассейн родника в двух верстах от монастыря. Он молится, чтобы вода в этом источнике стала целебной. Ходит Серафим в белом балахоне и камилавке, а за плечами носит Евангелие и груз песка и камней. Он принимает особое попечение о маленькой Дивеевской женской обители, которая трудами и молитвами старца со временем превратится в один из крупнейших и красивейших монастырей России. В последние годы жизни, когда его непрерывно мучают боли в ногах, он продолжает усугублять свои подвиги: лишает себя сна, засыпая в сутки лишь на несколько минут.
Всех приходящих к дверям его кельи Серафим встречает с улыбкой, каждого принимает одинаково приветливо, каждого называет «радость моя». Он всегда весел. «Веселость, – говорит он, – отгоняет усталость, а от усталости ведь и уныние бывает, и хуже его нет».
Бедные и богатые, ученые и простолюдины, священники, монахи, миряне открывают перед ним свои скорби и духовные нужды. Сохранилось множество свидетельств о том, что не раз старец сам сказывал грехи приходивших к нему, как если бы эти грехи только что были совершены перед ним. Многие присылали ему письма. Серафим, взяв такое письмо, вскоре давал посланцу устный ответ, начиная его словами: «Вот что скажи от убогого Серафима». После смерти преподобного те самые письма, на которые он дал свой ответ, были найдены в его келье нераспечатанными.
Лицо его излучало чудный свет. Под конец жизни оно настолько просветлилось, что «невозможно было смотреть на него».
Итак, Серафим Саровский прошел путь послушника (10 лет), общежительного инока (1 год), пустынника (15 лет), столпника (3 года), молчальника (3 года), затворника (15 лет), старца (8 лет).
Дар прозорливости и целительства: свидетельства очевидцев
Однажды Серафима Саровского навестила купеческая семья. В этой семье
В другой раз к Серафиму Саровскому приехала семья одного нижегородского чиновника в чине генерала. Этот чиновник, очень ценивший свое время, часто отказывал в приеме людям, приходившим к нему по своим нуждам. Его слуги были научены говорить просителям: «Барина дома нет, ему не время». И вот все члены семейства уже по нескольку раз были приняты старцем, один генерал неизменно оказывался перед запертой дверью и слышал из кельи слова преподобного Серафима: «Меня нет дома, мне не время».
Для Серафима не существовало никаких тайн, никаких препятствий в виде времени или расстояний.
В одно время с ним в г. Задонске подвизался затворник Георгий (ум. 1836). Однажды он рассказывал одному из своих посетителей:
«Долгое время мучился я помышлением перейти отсюда в какой-нибудь другой монастырь, поуединеннее; а то здесь письма и посетители много меня развлекают… Около двух лет боролся я с этим помышлением, никому об этом не говоря; между тем сильно этим смущался, перебирая в памяти моей все места, куда бы удобнее удалиться. Однажды входит ко мне келейный, возвещая, что странник из Саровской пустыни от отца Серафима принес мне поклон и благословение и сверх того имеет надобность сказать лично несколько слов по его поручению. Я благословил его войти, и он начал так: „Отец Серафим приказал тебе сказать: стыдно, столько лет сидевши в затворе, побеждаться такими вражескими помыслами, чтобы оставить свое место. Никуда не ходи. Пресвятая Богородица велит тебе здесь оставаться“. Сказав сие, странник поклонился и тотчас вышел, а я стоял как вкопанный, дивясь чудесному откровению тайных моих помышлений, и притом такому человеку, который не токмо меня не знал, но еще никогда и не видывал, и даже никогда мы друг к другу не писали».
Об удивительном даре преподобного раскрывать сердца к покаянию говорит другой случай. Однажды в пустынь прибыл заслуженный генерал-лейтенант Л., весь увешанный орденами. Целью его приезда было любопытство. Осмотрев монастырские здания, он уже хотел было пуститься в обратный путь, но случайно встретил помещика Алексея Неофитовича Прокудина и разговорился с ним. Прокудин стал убеждать генерала посетить келью отца Серафима, но генерал, человек весьма надменный, согласился не сразу. Как только они вошли в келью, Серафим поклонился генералу в ноги. Прокудин вышел в сени, а генерал начал беседу с затворником. Через несколько минут из кельи послышался плач: Л. плакал как ребенок. Через полчаса раскрылась дверь и Серафим вывел генерала под руки: тот продолжал плакать, закрыв лицо руками. Ордена и фуражка были им забыты в келье старца. Серафим вынес их сам, причем простодушно надел ордена на фуражку. Впоследствии генерал говорил, что он прошел всю Европу и видел самых разных людей, но ни у кого не встречал и тени той прозорливости, с которой старец раскрыл перед ним всю его жизнь.
О прозорливости старца и совершенных им чудесах собраны тысячи свидетельств; здесь из них будет приведена лишь ничтожно малая часть.[2]
Иеродиакон Александр, родом из курских купцов, рассказывал и о следующем удивительном происшествии:
«В одно время, когда я вышел из храма после Божественной литургии и проходил мимо келии о. Серафима, вдруг подбегает ко мне простой мужик с растрепанными волосами, с шапкою в руке и в отчаянии бросается мне в ноги, говоря:
– Батюшка! Ты, что ли, Серафим?