Святые земли
Шрифт:
Я не верующий. Какая тоска!
Разумеется, с превеликим почтением,
Гарри Розенмерк
От: david.rosenmerс[email protected]
Кому: Annabelle.rosenmerс[email protected]
Дата: 12 апреля 2009 года
Откуда: из римского аэропорта – в Париж
Сестреночка,
так ты и не заставила его развестись, твоего профа словесности с голубыми глазами? Кто был прав? И сколько ты нахныкала на сей раз? Стакан или целую ванну? Ты
2
Здесь – «создать сенсацию для избранных счастливцев» (англ.).
На прошлой неделе я ехал в поезде (я живу в самолетах и поездах, я пишу в них новые пьесы, которые швырнут меня в новые самолеты и поезда). Со мной ехали два мальчугана, они купили один крок-месье [3] на двоих. Маленький все порывался откусить от порции большого, а тот грозно размахивал вилкой, как будто всерьез его вот-вот на нее наколет. Ты представить себе не можешь, как они хохотали.
А где-то сзади в том же вагоне сидел малыш с мамочкой. Он один обжирался своим крок-месье. В полной тишине. Мамочка читала.
3
Крок-месье – весьма популярная закуска во французском бистро – горячий бутерброд с сыром и ветчиной.
И я подумал: как мне повезло – у меня ведь была ты, я дергал тебя за косички, а потом еще и подшивал твои платья.
Вот такие они, мелочи моей жизни. У меня чувство, будто ты пропустила двадцать серий пятого сезона. Я подумал, что был твоей любимой серией…
Ты нужна мне, Аннабель.
Крепко обнимаю,
Давид
От раввина Моше Катана – Гарри Розенмерку
Назарет, 14 апреля 2009 года
Дорогой господин Розенмерк,
вижу, что обидел вас советом помыться. Нижайше прошу извинить меня за это. Я вовсе не затем хочу пригласить вас в ешиву, чтобы повязать вам тфилин. Религия наша, как вам известно, не занимается прозелитизмом, а уж менее всего с теми, кто и так еврей (только вот настоящий ли вы еврей, если не подвергались обрезанию? Скоро я всерьез исследую этот вопрос).
Приезжайте просто повидаться, господин Розенмерк. Я не могу приехать к вам. Мне запрещено входить в контакт со свинячьей породой.
Чистосердечно,
раввин из Назарета Моше Катан
От Гарри Розенмерка – раввину Моше Катану
Назарет, 16
Дорогой мессир раввин,
как это печально для меня – осознавать, что из-за маленького огрызка плоти, сокрытого в трусах моих, я могу быть лишен чести принадлежать к народу богоизбранному. А ведь я, знаете ли, человек благородный, хоть и любитель ветчины. Кощунник!
Знаете ли вы, что скоро станете знаменитостью у модной молодежи Тель-Авива? Кишащее оскорблениями письмо, посланное вами в ресторан «USAVIV», отныне заламинировано и лежит на столах в роли подставки для блюд. А еще в меню, в графе «Яичница с беконом», значится: «Блюдо рекомендовано раввином Моше Катаном»…
А что, если когда-нибудь, ведь события в жизни быстро меняют свой смысл, все это назовут еще и «яйцами Катана»?
И, наконец, еще кое-что: с какой, черт меня побери, стати должен я к вам приезжать?
С превеликим почтением,
Гарри Розенмерк
От Аннабель Розенмерк – Давиду Розенмерку
Нью-Йорк, 18 апреля 2009 года
Дорогой мой Давид,
есть нечто, о чем я никогда никому не рассказывала и что все грызет меня и грызет.
Что ты делал 11 сентября 2001 года? Ты, конечно, помнишь тот день. Весь мир помнит его. Каждый переживал эту драму на свой лад. Один было подумал, что это просто съемки боевика, у другого в какой-нибудь из башен был кузен, а еще кто-нибудь в это время сидел дома, не в силах шевельнуться, не в силах слова выдавить.
А что же я? Я, Давид?
Помнишь, как вы, все трое, безуспешно дозванивались до меня, и все кончилось мамой в слезах, воющей, а потом она серьезно заболела?
А ведь я развлекалась, когда рухнули эти башни. Я наслаждалась, крутясь под женатым мужиком старше меня на сорок лет. Весь мир с его глобальностью открывал для себя, что он смертен, а я – то, как противно выглядят члены стариков в круге седых волосиков. Это было в первый раз. Он уговаривал меня целый месяц. Не переспать с ним, а предательски поступить с его супругой. Я несколько раз с ней общалась. Она тоже работала преподавательницей. Прелестная женщина, сухопарая, с пронзительным взглядом голубых глаз. Можно сказать, проникавшим внутрь и всюду в нас. Она внушала мне трепет. И потом, у нее был такой прямодушный вид, такое ужасно-ужасно нравственное существо. Обманывал-то ее он, а с размаху врезала по своей нравственности – я.
11 сентября. Весь день мы прокувыркались в постели. Под тем предлогом, что в Нью-Йорке долгая конференция. Близкие звонили нам не переставая, но тщетно. Позднее он признался мне, что принял «Виагру». Был, можно сказать, как мальчик. Жадный до моего тела, он, точно вампир, высасывал из меня юность, – а я-то надеялась от него сил набраться.
Мы, такие беспечные, вышли с виноватым видом. И тут нам про все сказал обслуживавший наш номер парень. Было, наверное, часов семь вечера. Он вошел, и весь трясся. Уронил тарелку со спагетти болоньезе, которую заказал Эндрю. «Простите, всё эти события…» – «Какие события?» И тут маленький грум включил телевизор. Я как раз выходила из ванной в пеньюаре. И на' тебе, башни обрушились прямо на все мои жизненные установки.
У меня тогда еще не было мобильника. И пока Эндрю слушал десятки сообщений от своих жены и детей, я лихорадочно набирала твой номер. Вы жили вместе, папа, мама и ты, и когда я сказала тебе, что у меня все хорошо, ты расплакался.
А странно то, как человеческие существа путают Историю с собственной жизнью. Как во время кошмара подскакивает градус амбициозностей. Я чувствовала себя виноватой в том, что случилось с башнями. Как будто мое падение, мои сексуальные вопли перекрывали крики людей, падавших в кипящую смолу, как будто мои груди на торсе женатого мужчины и все остальное тоже участвовало в драме.