Сыграй для меня

Истомина Ольга

– Что застыла-то? – меня толкнули в спину, и вперед прошел молодой парень, сходу направившись к стойке.

Посторонившись, завертела головой, выглядывая рыжую макушку Оливии. Пусть я и пыталась изображать самостоятельную и независимую особу, одной в незнакомом городе все же было не по себе. И вроде бы мы разминулись на каких-то пару минут, но спутников и след простыл.

– Не подскажете, сюда только что вошли четверо моих друзей, они сняли комнату? – окликнула я проходившую мимо разносчицу с заставленным мисками подносом.

– Что? – девушка сначала поставила кружки на стол и лишь затем взглянула на меня. – Они наверх

поднялись. Лучше у хозяина спроси.

– А как…

– Почтенная публика, благодарю за теплый прием, – раздался звонкий голос. – Какую песню желаете услышать следующей?

Служанка мгновенно забыла как про меня, так и ожидающих заказа клиентов. Развернувшись, восторженно уставилась на сидевшего за столом барда. Я тоже покосилась на него, но восторга девушки не разделила. Ну красивый. Худощавый, высокий, с белыми волосами до плеч и падающей на лоб челкой, ореховыми, отливающими золотом глазами и пухлыми губами. И яркий: желтая рубашка с вышивкой, зеленые штаны – такая же зеленая куртка висела на стуле.

Пожалуй, в беспечной, широкой улыбке барда действительно было что-то такое, вызывающее неосознанное желание улыбнуться ему в ответ, но я лишь сильнее сжала губы. В конце концов, менестрелям и положено быть красивыми и эффектными, иначе им никто не заплатит.

– Балладу о двух влюбленных, выдержавших все испытания, выпавшие на их судьбу? – помня, что еще одним обязательным умением является талант, бард коснулся струн гитары, извлекая несколько нежных звуков. – Или исполнить песню о славном воине, не знавшем ни единого поражения?

Новые аккорды, на этот раз более тяжелые, громкие, будто бы противники скрестили мечи прямо сейчас. Мужчина лучезарно улыбался, кому-то даже подмигнул, но тут я окончательно потеряла к нему всякий интерес и шагнула к стойке.

– О любви! Спой о любви, – с жаром воскликнула служанка.

– Желание прекрасной леди для меня закон, – теперь уже голос менестреля прозвучал более низко, с бархатными нотками. – Спою балладу о проклятых влюбленных.

Непроизвольно я передернула плечами, чувствуя, как кожу пощекотало пушистым мехом. Судя по тому, что за спиной раздалось несколько вздохов, подобным образом бард подействовал на всех женщин в трактире.

– Эй, скажите, пожалуйста, какие комнаты сняли мои друзья? – присев за стойку, окликнула хозяина.

Тот как раз разливал пиво из бочонка и дернулся. Часть спиртного пролилась на пол, и трактирщик сердито выругался, в сердцах пожелав мне подавиться колючим ежом.

«Я же ничего не сделала!» – грудь сдавило от незаслуженной обиды.

И вроде бы мне стоило давно привыкнуть к упрекам и научиться пропускать их мимо ушей, но на глаза все равно навернулись слезы.

«Стоило ли вообще так рваться покинуть дом, чтобы в результате совершенно ничего не поменялось?»

Я в очередной раз всхлипнула-вздохнула, досадуя на злодейку-судьбу, но тут бард заиграл, и по трактиру разлилась плавная музыка. Почему-то перед глазами сразу возник океан. Показалось, будто на пол хлынула волна, легкими волнами разбиваясь о стены и разбегаясь вокруг. Поверив в иллюзию, я машинально поджала ноги и лишь затем сообразила, что намочить обувь точно не грозило. На душе вдруг стало удивительно легко и спокойно. Исчезла обида на нахамившего трактирщика, грусть растворилась без следа.

«Всему виной долгая дорога и усталость», – словно нашептывал прибой.

Между

тем мелодия стала громче. Она взлетала вверх, кружилась в облаках и звала за собой, обещая подарить крылья. А потом струны жалобно взвизгнули, последний аккорд резко, грубо оборвался, и стоявшая перед глазами картинка изменилась. Плескавшееся под ногами море исчезло, трактир будто тряхнуло, и пол перерезали несколько широких трещин.

Я не собиралась слушать выступление барда. Хотела лишь дождаться, пока трактирщик закончит работу, и вновь окликнуть его, но сама не заметила, как развернулась, во все глаза глядя на мужчину. И поймала его взгляд. Пронзительный, глубокий, опаляющий. Меня словно окунуло в кипяток, кровь вскипела, сердце чаще забилось в груди.

Менестрель же словно только этого и ждал. Убедившись, что завладел моим вниманием, легко улыбнулся, отчего в глазах заплясали искорки, и, наконец, запел.

{ Как громовой раскат часов раздался бой,

Они пробили полночь, мы вдвоём с тобой

В последний раз, и время ход нам не прервать,

От безысходности готов я закричать!

Ты нежно смотришь на меня, любовь моя,

И в бездне глаз твоих тону, как в море, я.

До тла сжигает сердце пламенная страсть,

Лишь эту ночь мы можем у судьбы украсть.

Любить тебя, дышать с тобою в унисон,

И с губ твоих срывать протяжный тихий стон,

Хотел бы вечность быть в плену твоих оков…

Но почему сурова воля так богов?! }

«Навсегда разомкнуть объятия. Больше не увидеть его улыбки, не ощутить жара поцелуя», – сама мысль об этом резала ножом.

Чужие, непонятные и незнакомые эмоции захлестнули с головой. Бард по-прежнему смотрел только на меня, и я плавилась под его взглядом. Кожа горела огнем, все чувства обострились, не хватало дыхания. Пусть я видела этого мужчину впервые, но каким-то волшебным и непостижимым образом он стал центром моего мира. Воздухом, без близости которого я задыхалась и едва не рвала на себе рубашку.

Гитара продолжала петь о запретной любви. Бархатный, завораживающий голос рисовал влюбленных, приникших друг к другу в сумасшедшем поцелуе. Не желающих даже на мгновение разомкнуть объятия и вознамерившихся украсть у вечности последнюю ночь.

«Плевать, что будет потом. Без него вовсе не существует никакого завтра. Есть только сейчас, и эти минуты принадлежат нам», – стучало в голове.

Я продолжала любоваться менестрелем. У него был красивый подбородок. И скулы. А на виске виднелся еле заметный шрамик. Волосы немного вились и казались очень мягкими. Тонкие пальцы ловко перебирали струны, ласково касались инструмента, а непослушное воображение рисовало меня в его объятиях. Это было настолько ярко, что я почти ощущала, как горячие губы касаются моих, как ловкие пальцы освобождают от одежды, ласкают обнаженное тело. Желание принадлежать этому мужчине затопило каждую клеточку тела. Он был необходим мне больше всего на свете. Пусть даже завтра нас казнят, но эту последнюю ночь мы проведем вместе.