Сыграй ещё раз, Сэм
Шрифт:
На третий день к Рику пришел Карел Габчик. Кусая губы, рассказал, что творится в Праге.
— Гейдрих жив… — сказал парень и тут, не выдержав, расплакался. — Сильно пострадал — говорят, у него сломан позвоночник. Но все равно… жив.
— Надеюсь, по крайней мере, он сильно мучается, — сказал Рик. — Он этого заслуживает как никто.
— Что, если он не умрет?
— А какая разница? Нам-то не легче, даже если умрет. Слышно что-нибудь от Подполья?
— Ничего.
Ничего: все это время ничего. Где же самолет?
Рик не видел Ильзу со дня возвращения на ферму. Ильзу поместили в дальней комнате на втором этаже, и когда Рик спрашивал о ней, ему говорили, что она в норме — в синяках и до сих пор не отошла от шока после событий на мосту, а в остальном цела и невредима. Видеть Рика не хочет.
В первые дни он уважал ее желание. Сегодня с него довольно. Рик постучал в ее дверь.
— Это я, — тихо сказал он. — Надо поговорить. Дай же мне объяснить.
По ту сторону тяжелой дубовой двери — тишина.
— Ильза?
Рик прижался ухом к замочной скважине. Расслышал еле слышное дыхание.
И пошел прочь, гадая, жив ли он сам или мертв.
* * *
На восьмой день пришла весть, что Гейдрих скончался от ран. Эту новость сообщил им Карел Габчик за ужином.
— Протектор мертв, — объявил Карел без предисловий. — Наши имена отзовутся в веках.
Рика ликование парня не обрадовало.
— Не будь так уверен, — посоветовал он. — История столько всего забывает. Всегда находит, о чем помнить, и всё не то.
Они ели в молчании. Хлеб, брынза, ломти жареной свинины — еда простая. А вот Риковы переживания — нет.
— На твоем месте я бы готовился к худшему, — сказал он Карелу. — И между прочим — известно ли что-нибудь про нас? Про самолет?
Рик имел в виду — про него с Ильзой. Про обещанную эвакуацию. Про то, как им выбраться.
— Нет, — ответил Карел.
Где этот чертов самолет? Или Рика просто в очередной раз кинули? Напоследок?
Ильза обедала в своей комнате одна. Рик так ее и не видел.
* * *
На девятый день Рик по-прежнему ждал самолета и пытался поговорить с Ильзой. И то и другое — безуспешно.
Десятый день прошел в точности как девятый. Рик уже терял надежду.
Вся жизнь у него — сплошная хитрая подстава. И всякий раз в дураках оказывается он. Рик с самого начала лишь наполовину поверил майору Майлзу, как лишь наполовину верил всему миру. Дьявол, да на месте англичан
Поздно ночью Рик постучал в Ильзину дверь. Ему больше некуда было идти и не к кому обратиться.
К его удивлению, дверь отворилась.
— Чего ты хочешь? — горько спросила Ильза.
Ему не было видно ее — только один покрасневший глаз и прядь волос, упавшую на лицо и скрывавшую слезы.
— Объяснить, — сказал он.
— Говори, что хочешь, объясняй, как хочешь, я ни слову не поверю и ни слова не приму, — холодно сказала она.
— Вот здесь ты не права. Надеюсь, ты наконец меня выслушаешь. — Нельзя замолкать, пусть она слушает. — И вообще, как ты оказалась в машине? Мы это не планировали. Что мне было делать? Позволить Виктору тебя убить? Ильза, я был готов на многое, но увидеть, как ты умрешь, — нет.
Ильза медленно приоткрыла дверь пошире. Рик не понял, приглашение это или знак продолжать говорить. Он продолжил.
— Я все время думал, что мы доведем это до конца, — сказал он. — Я обещал Виктору помочь, и я не лукавил. Где-то в глубине души я хотелдовести до конца. Хотя бы ради тебя.
Ильза молчала.
— Когда ты сказала, что Подполье просит Лондон отменить операцию, я задумался о том, что говорил Луи: он с самого начала ни секунды не доверял британцам, считал, что они с этой операцией Виктора одурачили, что им хотелось не устранить Гейдриха, а спровоцировать немцев и заставить чехов снова бороться. Вообще-то британцы и сами примерно это мне и говорили.
— Зачем им? — спросила Ильза.
— Политика, — ответил Рик. — Старая добрая политика силы. Затем это все и понадобилось. Затем все и затевалось. Мы можем сколько угодно думать, будто в наших мирках мы короли и королевы, но для них мы просто пешки в игре, и нами жертвуют без раздумий.
Рик подумал о самолете. Он почти перестал надеяться, но об этом решил умолчать.
Дверь открылась настежь, и Рик увидел, что Ильза кивает.
— Возмездие, — сказала она. — Гейдрих мне сказал в последний вечер. — Голос у нее пресекся. — Если с ним что-нибудь случится, их месть будет ужасна.
— Боюсь, он не шутил, — сказал Рик. И сообразил, что стоит в коридоре — совсем не место для разговора, который они завели. — Можно мне войти? Надо многое тебе рассказать.
Она пустила его в комнату и закрыла дверь. Усевшись на стул, он рассказал, что случилось с Яном и Йозефом и остальными в церкви. Полез в карман за сигаретами, вспомнил, что выкурил последнюю. Которую дал ему Рено — перед тем, как все началось. К черту сигареты. Он и так довольно забил гвоздей в крышку собственного гроба.