Сыграй мне смерть по нотам...
Шрифт:
– Даша, вот мой знакомый, Виктор Фролов. Он твоему папе уколы делает?
Даша ответила рассеянно:
– Да… А вы знаете, мы в Милан едем!..
Она изо всех сил тёрла кулаком глаза: никак у неё не получалось до конца проснуться и сообразить, что происходит. Самоваров от неё уже отвернулся.
– Витя, ты сейчас сделал укол? – спросил он тем же медоточивым голосом у бывшего фельдшера.
Тот ответил кротко:
– Сделал. Я сейчас должен вернуться к больному. Он очень страдает.
Голос у Вити был такой же бесконечно
– Положи, Витя, шприц. Пожалуйста. Вот сюда хотя бы, – попросил Самоваров и указал на фаянсовое синее блюдо, очень нарядное (Ирина любила синюю гжель). Из блюда Самоварову пришлось выкатить на стол три красивых, исчерна-красных яблока. Одно из яблок упало и запрыгало по полу. Витя удивлённо проследил взглядом за этими прыжками.
Самоваров поймал яблоко, утвердил на скатерти, протянул Вите блюдо и повторил повелительно:
– Шприц сюда!
Витя оглянулся на Андрея Андреевича. Тот, совсем белый, зажал рот руками и выбежал из гостиной. Витя спокойно положил шприц на синее блюдо. В полной тишине стало вдруг слышно, как Андрея Андреевича вырвало в ванной.
Только теперь Даша окончательно проснулась. Она широко раскрыла глаза и всякий раз вздрагивала, когда до неё доносился мучительный клёкот и вскрики Андрея Андреевича.
– Ужас какой! – прошептала она. – Точно то же с ним было на Орлиной горке, когда я хотела с трамплина прыгать. И ещё в парке в День города, где какой-то гад у мамы выхватил сумку и убежал, хотя народу было полно. Я думала, это от страха бывает…
– Не исключено, что и сейчас от страха, – заметил Самоваров.
– Я должен пойти и помочь Андрею, – спохватился наконец медик Витя. – Он тоже больной, ему плохо…
Витя заглянул в каморку к Шелегину и изумлённо сообщил:
– Он очень страдает! Он потерял сознание. Кому помогать?
– Погоди минутку, – ещё спокойнее, чем прежде, обратился к Вите Самоваров. – Ты что вколол тому больному, из маленькой комнаты?
– Как что? Инсулин.
– Даша, у папы был диабет? – удивился Самоваров.
Даша ответила без колебаний:
– Диабета не было.
Может, ты просто не знала?
– Папина карточка из поликлиники у нас. Там перечислены все папины болезни, но никакого диабета нет. Я вам её сейчас принесу!
Самоваров обмер.
– Не надо карточку! – закричал он. – Срочно вызывай «скорую»! Скажи, больной без сознания – предположительно отравление инсулином. Витя, а ты ступай в ванную, сделай нашему другу промывание желудка, что ли. Есть в доме сладкое?
Даша ничего не ответила. Она тыкала дрожащим пальцем в телефонные кнопки и никак не могла попасть на нужный номер. Самоваров отобрал у неё телефон, вызвал «скорую», а потом заорал уже не своим голосом:
– Сладкое!
– У мамы только сахарозаменители,
Самоваров метнулся на знакомую кухню. Задевая лбом низко висящий абажур, он стал шарить по столам и ящичкам. Ему попались специи в красивых керамических горшочках, соль, туба заменителя сахара для желающих похудеть.
Где же сам сахар? Самоваров отлично помнил синюю гжельскую сахарницу, но не знал, что её разбила Анна Рогатых. Наконец он обнаружил баночку, где на самом дне было немного мёда. Мёд застыл крупными кристаллами и походил на щучью икру.
На ходу долбя и отскребая ложкой совершенно твёрдый мёд, Самоваров бросился к Шелегину. Тот не бормотал уже ничего, только слабо и мерно двигал правой щекой. Его лицо холодно, лаково поблескивало от пота. Череп эпохи Возрождения он сейчас напоминал, как никогда. Белый фонарь с соседней крыши обливал его мёртвым потусторонним сиянием. У его ног лежали белые квадраты света и чёрные кресты оконных теней.
Самоваров обрадовался, увидев дёрганье щеки и услышав шорох бессмысленно шевелящихся пальцев несчастного: живой! Он сунул ложку Шелегину в рот и попытался размазать твёрдый ком мёда о его зубы. Шелегин не сопротивлялся. Он не видел Самоварова и вообще не знал, что с ним происходит.
«О, доморощенные отравители! – стонал Самоваров. – Похоже, это предкоматозное состояние. Или кома уже? Медик я хреновый, но подобную штуку в госпитале видел. Хватит ли этой ложки? Мёд просто торчит у него во рту – я неудачно сунул. А надо, чтоб он проглотил. Где у них ещё сладкое? Ирина, допустим, фигуру бережёт. Но я совсем недавно тут чай пил и видел громаднейшую гору конфет. Под замком они, что ли?»
Дверь слегка приоткрылась, впустив в комнату струю жёлтого света и чёрный силуэт худенькой Дашиной фигуры.
– Как папа? Это опасно? – прошептала она.
– Может быть очень опасно! Неси сюда скорее какую-нибудь конфетку помягче! – приказал Самоваров. – Нужен срочно сахар в кровь, в мозг! Быстрее!
Даша тихо ойкнула и снова исчезла за дверью. Она прекрасно знала тайны собственных буфетов, потому что очень скоро притащила горсть конфет.
– Вот! Тут «Школьная». Она мягкая, пойдёт? Я половину конфет по дороге рассыпала – руки тряслись. Но если этого не хватит, я пойду подберу!
– задыхаясь, доложила она.
Самоваров с усилием расплющил конфету и засунул Шелегину в рот самым бесцеремонным образом.
– Давно у вас этот Витя практикует? – спросил он у Даши между делом.
– Вторую неделю.
– Кто его привёл? Да не дрожи так и не вздумай реветь! Держи хвост морковкой – ты же умеешь. Ты мне нужна сейчас будешь! Лампу какую-нибудь, например, включи, а то тут, как в гробу.
Даша зажгла настольную лампу и уселась на полу возле кресла – так, как она всегда тут сидела, держась за подлокотник отцовского кресла.