Сыграй со мной в любовь
Шрифт:
— Ну уж извините!
Мой язык сегодня точно перешел на сторону врага. От голода и недосыпа инстинкт самосохранения устроил байкот. Ему даже было плевать, что еще пара реплик в таком духе, и меня прикопают прямо здесь! В вазонах для цветов. По кусочкам. И не будет никакой красивой похоронной одежды или хотя бы вымытых волос.
Вместо страха на душе стало грустно. С реакцией на стресс у меня выходила та же лажа, что и с реакцией на опасность. Может не так уж и плохо, что я почти никуда не хожу и веду
— Ладно, — шовинист царским взмахом руки приказал одному своему мордовороту выйти, а другому подойти к нему. — Наша акула пера сказала «извините». Значит, слово такое знает. Дадим ей шанс извиниться.
Гневно выстрелив в меня глазами, он извлек из кармана брюк пластиковую карточку.
— Раз ты у нас профессионал, то, стало быть, за честность, — протянул пластиковый прямоугольник мне. — Держи. Это мой ключ, он универсальный, открывает любые двери в автоцентре.
— И… — мой мозг не поспевал за мозгом местного бигбосса. — Зачем он мне?
На губах Шеремета мелькнула ухмылка. Вот только ничего хорошего она не предвещала.
— С сегодняшнего дня живешь здесь. Ходи, наблюдай, засовывай свой любопытный нос в любое место.
От неожиданности у меня отвисла челюсть.
— Сева, — больше не глядя в мою сторону, Шеремет обратился к помощнику, — мне дубликат принеси и позаботься, чтобы этой акуле нужные шмотки привезли.
— Стоп! Стоп! — я сорвалась с места. — Ау! Я что в плену? Вы с ума сошли? Центр города.
— «Ау» будет сидеть здесь, — Шеремет выстрелил в меня льдом своего взгляда, — и писать опровержение!
— Да вас посадят. Ни один адвокат не отмажет! Не девяностые!
— А вот и проверим.
На лице моего визави не было ни улыбки, ни даже ухмылки. Сплошная уверенность и полный самоконтроль.
Только тут до меня дошло, что он серьезно.
— Опровержение на правду? — было не смешно.
— Понаблюдаешь и сама разберешься.
— А если я откажусь?
Хамло, считающее себя местным богом, задумалось.
— Тогда возможно моя станция и скинет-таки что-нибудь в реку. Например, одну плохо соображающую особу.
Давая понять, что разговор закончен, Шеремет сел за стол, и открыл ноутбук. Меня перед ним словно уже и не было.
Дима
Когда дверь закрылась, и помощник Севы увел девчонку, мне на плечи будто пудовые гири опустились. Я узнал её. Буквально полгода назад ехал домой после очередного тяжелого дня. Спал тогда по три часа в сутки, поэтому к концу вечера
Какая-то сумасшедшая перебегала дорогу в неположенном месте. Чем думала — не знаю, но именно она, спасла меня от знакомства с кюветом. Все прожитые годы перед глазами пронестись успели. Четко, ярко, как лицо этой девчонки. И вот теперь она снова появилась в моей жизни, накатав эту чертову статью.
Дважды перешла дорогу. Вначале спасла, потом устроила проблемы. Плюс и минус. В математике в итоге был бы минус, а в реальной жизни… Реальность диктовала другие правила. Если в первом случае я был ей благодарен, то сейчас единственным желанием было заставить признать свою ошибку и всё исправить. Любыми способами.
За другими подчищать уже достало! Когда уже в этой жизни у меня появится если не сама белая полоса, то хотя бы намек на нее? Когда море, пляж и белый песочек? Или эта песня не про меня, а мне лишь бурлацкое «Эй, ухнем!».
— С «зелеными» что делать будем? — Сева плюхнулся на диван. — Они уже три часа маринуются в нашем кафе. Сожрали дневной запас кондитерки, и все равно недовольны.
Я сжал руками голову. Мало мне было проблем, теперь ещё и это. Послать бы их всех к ебене матери и впервые за день нормально поесть. С первым, вторым и компотом. За тарелку щей и стейк душу бы отдал. Желудок от кофе уже жрал сам себя, обещая скорое возвращение гастрита, а у меня все дела, дела и снова дела.
— Я сейчас сам к ним схожу, — решительно поднялся из кресла.
— Владимирович, может не надо? — Сева видимо заметил мое «дружелюбное» состояние.
— Да не боись. Убивать никого не планирую, — произнес я со вздохом. — Скажу, что материалы липа, и скоро будет опровержение.
— А оно будет?
— Что за недоверие к собственному начальству?
Сева почесал рыжую бороду.
— Да девка эта… Мы ж понимаем, пешка она в чужой игре. Сама в жизни не разберется, а припугнуть — потом отыграется.
Перед глазами встал образ «пичуги». Маленькая, одетая как постреленыш. Вздернутый нос сердечком, русые волосы, собранные в небрежный хвост, и глазищи… Глаза были умными. Зелеными, злыми, но с проблеском интеллекта.
Давно таких не видел. То ли бабы вокруг меня вились только одного недалекого трахательно-денежного калибра, то ли кто-то слишком много работал и не замечал ничего вокруг. Но в любом случае ей это очков не добавляло.
— Не, Сева. Я сегодня с одной дурой уже имел удовольствие пообщаться. Хочется верить, что не все бабы такие. К тому же… В одном она была права — нынче не девяностые, принуждать никто не станет, а вот если быстро разберется и признает свою ошибку, мы будем в плюсе.