Сын Авроры
Шрифт:
— Когда родится ребенок? — все же решилась спросить она.
— Думаю, месяцев через пять. Через три-четыре недели я уеду в Дрезден. Фридрих не хочет, чтобы я возвращалась в Агатенбург. Он говорит, что там я буду чувствовать себя одинокой!
— А как же я? — воскликнула Аврора. — У тебя же есть я! Я могла бы поехать с тобой...
— Да, конечно... Но он хочет, чтобы я была рядом с ним...
«Он скорее хочет избежать гнева доктора Корнелиуса, который отнюдь не разделяет его эгоистичной точки зрения!» — подумала Аврора, а вслух произнесла:
— Почему бы нам не выехать вместе? Медлить не
Лицо госпожи фон Левенгаупт прояснилось. Видимо, идея ей пришлась по душе:
— Мне бы, конечно, очень хотелось, но... Но какая тебе надобность ехать в Дрезден?
— Мне нужно уладить кое-какие дела! И потом, настало время позаботиться о будущем моего сына. Не буду же я его прятать всю жизнь! Он — сын великого князя, а потому судьба его должна сложиться соответствующим образом! Отныне это — цель моей жизни!
— Мне нечего тебе возразить: все кажется тебе понятным и ясным, но заклинаю: не позволяй эмоциям захлестнуть тебя с головой! Может так случиться, что за время твоего отсутствия все изменилось куда больше, чем ты можешь себе вообразить...
— Знаю, знаю, но я должна понимать, на что... или на кого я еще могу рассчитывать и насколько в действительности опасен и силен этот Флеминг...
— Об этом и я могу тебе рассказать: он канцлер, и если Фридрих Август займет польский трон, Флеминг станет первым министром, то есть, по сути, наместником короля в Дрездене, пока курфюрст будет находиться в Варшаве!
— Это меня не пугает, — улыбнулась Аврора. — Пожалуй, это будет даже забавно. Интересно знать, могу ли я еще волновать сердце мужчины, который не видел меня уже больше года? Вдруг он посчитает меня уродиной?
Вопрос относился не к Амалии, а скорее к зеркалу, висящему над изящным столиком с выгнутыми ножками, но ответила на него именно сестра:
— О, да перестань! Ты прекрасна, как и всегда. Он не заметит ни малейших признаков того ужаса, что ты испытала в Госларе. Твой князь увидит тебя точно такой, как и в минуту вашей разлуки. Твоя кожа, волосы, глаза — все просто бесподобно...
— Но мое тело, — прошептала молодая женщина, опершись о столик, — увы, оно прекрасно лишь снаружи!
— У тебя все еще случаются эти острые боли?
— Уже меньше, я привыкла, но все же... Я бы и рада заняться любовью, но я боюсь... И этот страх сильнее желания! Ты даже представить себе не можешь, какие ужасные у меня были приступы...
Аврора взяла со столика красивую вазу из дорогого китайского фарфора и, помедлив немного, продолжила:
— Видишь? Я в точности как эта ваза, в которую никогда не наливают воды. Ее форма сохраняет чистоту и изящество линий, цвета ярки, но приглядись, и ты заметишь небольшую, едва различимую трещину вот здесь. Да, ее почти не видно, но все же она есть! И она уже никогда не исчезнет...
На следующий день, после долгого трогательного прощания с сыном, объятий, поцелуев и слез, Аврора покинула поместье. Амалия все же решила добираться до Дрездена самостоятельно, а потому молодая женщина садилась в карету одна. Сестры увидятся вновь спустя две или три недели. Но когда же снова встретятся мать и сын? А это известно одному Богу...
* * *
Две недели спустя Аврора вернулась
Передохнув пару дней после изнурительного путешествия, графиня фон Кенигсмарк начала свои приготовления. Из бесчисленного числа нарядов она нарочно выбрала именно то платье, в котором впервые предстала при дворе — белый атлас, черный бархат с рубиновыми и жемчужными застежками и маленькие красные туфли. Она с удовольствием отметила про себя, что платье по-прежнему сидело на ней идеально, а значит, с момента беременности она ничуть не располнела. Затем она приказала подать карету и отправилась в Резиденцшлосс [18] , где ее уже ждала вдовствующая княгиня Анна София Датская.
18
Резиденцшлосс — дворец-замок, одно из древнейших зданий Дрездена.
В большом помпезном салоне, где матери Фридриха Августа приходилось принимать гостей (ее скромная невестка Кристина Эберхардина Бранденбург-Байройтская самостоятельно с этой задачей не справлялась), было много народу.
Когда камергер громко объявил о прибытии Авроры фон Кенигсмарк, в зале воцарилась гробовая тишина. Толпа начала расступаться, пропуская молодую женщину к высоким креслам, где сидели княгини. С улыбкой на губах Аврора прошла сквозь оживленные, перешептывающиеся ряды людей, и смысл негромко сказанных реплик едва ли ускользнул от ее чуткого слуха: фаворитка князя неожиданно вернулась, и теперь — поглядите! — она стала даже краше, чем была прежде! И эта синяя лента... Право же, графиня внушает уважение!
Аврора подошла к княгиням и присела в глубоком реверансе, постаравшись вложить в это движение все свое почтение и признательность к статной седовласой даме, которая смотрела на нее сейчас с едва заметной улыбкой:
— Какая радость видеть вас здесь, госпожа канонисса фон Кенигсмарк! — воскликнула Анна София, протягивая руку для поцелуя. — И радость эту мы предпочли бы разделить в сугубо приватной обстановке, — добавила она уже громче, обращаясь к окружающим.
После этого она встала и вышла в соседнюю комнату. Ее невестка и Аврора проследовали за ней... Как только двери за ними захлопнулись, Кристина Эберхардина порывисто обняла Аврору и расплакалась:
— Как я счастлива, что вы вернулись, моя дорогая! — произнесла она сквозь слезы. — С Божьей милостью вы все так же прекрасны, и это вселяет в меня надежду!
— Ваше Высочество, право же, я тронута, — пробормотала молодая женщина, совершенно не ожидавшая подобного приема. — Не думала, что ко мне будут настроены столь дружелюбно.
— О, поверьте мне, это так! — вздохнула супруга Фридриха Августа. — По правде сказать, мне вас очень не хватало. В вашу пору, когда вы были при дворе, я была куда счастливее!