Сын цирка
Шрифт:
— Я вас не осуждаю! — поспешил сказать Дарувалла.
— Нет, осуждаете. Вам кажется, будто вы знаете обо мне все, — ответил Миллс.
— Эта женщина, в которую вы были влюблены… — начал доктор.
— Объект моих желаний преподавал в школе. Я просто болел от влечения, тем не менее находился от него на самом близко м расстоянии. — Фанатик протянул вперед руку. — Постепенно это очарование уменьшилось, — закончил он.
— Уменьшилось? — повторил Фарук.
— Или оно ушло, или я его преодолел. В конце концов я победил.
— А что вы выиграли? — спросил Дарувалла.
— Я получил свободу не от желаний,
— Ну, а что же случилось с ней? — спросил доктор.
— С ней? — переспросил Миллс.
— Я имею в виду, что она чувствовала по отношению к вам? Она узнала когда-нибудь о ваших чувствах по отношению к ней? — уточнил Фарук.
— Не к ней, а к нему. Это была не она, а он. Вы удивлены? — ответил миссионер.
— Да, — соврал доктор. На самом деле его удивило то, что он не удивился признанию иезуита. Доктор чувствовал разочарование, какое-то бессознательное внутреннее беспокойство, не понимая его причины.
Самолет катился по полю. Даже это движение по взлетной полосе вызвало панику у Мадху. Вначале она сидела напротив доктора и миссионера, однако сейчас захотела пересесть к доктору. Ганеша был счастлив, примостившись на кресле возле окна. Неуклюже поменявшись местами с Мадху, иезуит сел рядом с обуреваемым восторгом мальчиком, тогда как девочка-проститутка проскользнула в кресло рядом с Фаруком.
— Не бойся, — сказал ей доктор.
— Я не хочу ехать в цирк, — призналась девочка. Она уставилась в пространство вдоль ряда кресел, отказываясь смотреть в окно. Девочка оказалась не единственной, кто впервые летел на самолете. Для половины пассажиров в салоне это был их первый авиационный рейс. Когда чья-то рука поднялась, чтобы направить в свою сторону сопло вентилятора, вслед за этим поднялись еще тридцать пять рук. Несмотря на неоднократные просьбы поместить багаж под креслами, пассажиры продолжали запихивать свои тяжелые сумки на верхнюю полку, которую стюард называл полкой для шляп. На борту самолета едва бы нашлось несколько шляп. Вероятно, из-за того, что рейс задержался, в салоне летало множество мух. Возбужденные пассажиры не обращали на них внимания. Самолет еще не взлетел, а кого-то уже вырвало. Наконец самолет поднялся в воздух.
Маленький попрошайка верил, что именно он может летать. Казалось, это его воображение подняло самолет в воздух. Если прикажут, он будет ездить верхом на льве или бороться с тигром. Во всяком случае, так думал о нем доктор Дарувалла, и ему вдруг стало страшно за калеку. Ганеша сможет взобраться до самого верха шатра, это примерно 27 метров. У мальчишки очень сильные кисти рук, быть может, они компенсируют его безжизненную ногу. Пока доктор размышлял, какие инстинкты смогут защитить мальчишку, Мадху в это время сотрясала мелкая дрожь страха. Она даже стонала под прикрытием его рук. Удары сердца в ее маленькой груди отзывались в груди доктора.
— Если самолет потерпит аварию, то мы сгорим или разлетимся на маленькие кусочки? — спросила девочка, дыша доктору в горло.
— Успокойся, самолет не потерпит аварию. Мадху, — ответил девочке Дарувалла.
— Вы не знаете. А в цирке меня могут съесть дикие животные или я могу упасть. Если они не смогут меня натренировать, то будут бить?
Дарувалла снова почувствовал себя отцом
— Попытайся взглянуть на все с другой точки зрения. Ты убегаешь… — произнес доктор. Однако дальше он ничего не мог сказать. Фарук знал, что девочка убегала, но не представлял, чем все это кончится. От одной смертельной опасности в другую, из огня да в полымя… Доктор хотел думать, что ничего ужасного не должно произойти.
— Что-то со мной случится, — ответила Мадху. Чувствуя на своей шее ее горячее и частое дыхание,
Фарук наконец-то понял, почему признания Миллса в гомосексуальных наклонностях вывело его из равновесия. Если брат-близнец Дхара сражался против своих гомосексуальных позывов, тогда чем же занимался Джон Д?
Доктор Дункан Фрейзер убедил Фарука, что они в большей степени зависят от биологических предпосылок, нежели от условий жизни. Однажды Фрейзер упомянул: 52 процента вероятности в пользу того, что брат-близнец педераста также будет голубым. Кроме того, друг Даруваллы и его коллега доктор Макфарлейн убедил его в том, что гомосексуальность невозможно изменить.
— Если допустить, что гомосексуальность человек получает в результате воспитания, то как случается, что она может появляться спонтанно? — спрашивал Макфарлейн.
И все же Даруваллу приводило в уныние не внезапное открытие того, что Джон Д также может быть гомосексуалистом. Его больше впечатлила отстраненность Джона и отдаленность его жизни в Швейцарии. В конце концов его отцом должен быть не Дэнни, а Невил! Доктор размышлял о том, почему Джон никогда и ничего не говорил ему о своих интимных делах.
Инстинктивно, как будто это была не девочка, а его любимый Джон Д, доктор стал ее гладить. Впоследствии он понял, что Мадху повела себя так, как ее научили В ответ она тоже стала его гладить в какой-то подхалимской манере. Это его шокировало. Фарук отшатнулся, когда девочка стала целовать его в горло.
— Пожалуйста, не надо… — остановил он Мадху. В это время к нему обратился миссионер, вдохновленный радостью мальчика-калеки.
— Вы только взгляните на него! Держу пари, он попытается пройти по крылу самолета, если ему скажут, что это безопасно! — воскликнул фанатик.
— О да, думаю, он это сделает, — ответил Дарувал-ла, который не мог отвести взгляд от лица Мадху. Страх и замешательство девочки-проститутки были как бы отражением его собственных чувств.
— Что вы хотите? — шепотом спросила его девочка.
— Нет, нет. Это вовсе не то, о чем ты думаешь… Мне хочется, чтобы тебе удалось скрыться, — ответил ей доктор.
Эти абстрактные слова для нее ничего не значили, поэтому Мадху не ответила, а продолжала смотреть на него. В ее взгляде доверие все еще переплеталось с замешательством. Неестественная краснота еще раз появилась в испачканных уголках ее рта — Мадху опять стала жевать паан. В том месте, где она поцеловала Фарука, виднелось красно-бурое пятно, словно от укуса вампира. Доктор дотронулся до этой отметины и его пальцы стали красными. Иезуит увидел, как Дарувалла уставился на свою руку.