Сын цирка
Шрифт:
— Это очень важная информация. Доктор обязательно захочет узнать ее как можно раньше, — сказал Сабхаш.
— Тогда передайте ее мне, — отозвался Ранджит.
— Ну… у нее нашли это … Мистер Сабхаш перешел на драматический шепот.
— Вам придется объяснить поподробней.
— У этой девочки Мадху, — сказал мистер Сабхаш, — оказался положительный тест на СПИД.
В документах Мадху Ранджит видел противоположную информацию. Второй Тата сообщал доктору Дарувалле, что тест на СПИД у Мадху оказался отрицательным. Если бы девочка болела СПИДом, то доктор Дарувалла не разрешил бы ей поехать в цирк.
— Тест ELISA оказался положительным и это подтвердилось проверкой по западным методикам, — говорил мистер Сабхаш.
— Но доктор Тата сообщил доктору Дарувалле, что тест был отрицательным, — упорствовал Ранджит.
— Это
— Это — серьезная ошибка, — заметил Ранджит.
— Никакая это не ошибка. Дело в том, что были две Мадху, — разгневался Сабхаш. — Всего лишь.
Однако Ранджит подозревал, что не было никаких «всего лишь». Преобразовав телефонный разговор с мистером Сабхашем в аккуратно отпечатанный доклад, который он положил на стол доктора Даруваллы, из имеющихся фактов медицинский секретарь сделал свой вывод: у Мадху и мистера Гарга что-то более серьезное, чем хламидиоз. Ранджит знал, что Гарг уезжал в Джунагад, желая забрать Мадху из цирка. Может быть, Гарг решил вернуть девочку в Бомбей только после того, как ему сообщили, что тест на СПИД не подтвердился. А может быть, это и не так. В мире людей из круга «Мокрого кабаре» и борделей в Каматипура определенный фатализм был нормой жизни.
Новость «не о той Мадху» также подождет до прихода Даруваллы. К чему торопить неблагоприятную информацию. В конце концов, как полагал Ранджит, Мадху все еще в Джунагаде с цирком. Кислотный человек, верно, еще не покидал Бомбея.
Когда Мартин Миллс позвонил в офис доктора Даруваллы, Ранджит не нашел нужным сообщить миссионеру о такой новости. Фанатик хотел, чтобы ему сменили бинты. Отец-ректор посоветовал ему и в этом соответствовать празднованию юбилея. Ранджит предложил Мартину позвонить доктору домой. Вследствие того, что Фарук отрабатывал реплики и поведение Джона Д и пожилого мистера Сетны с Рахулом, с Мартином разговаривала Джулия. Ее поразило, что брата-близнеца Дхара укусил шимпанзе, который, вероятно, болел бешенством, а Мартина неприятно задело то, что доктор не рассказал жене о досадном эпизоде.
Джулия любезно приняла приглашение иезуита на церемонию чаепития по случаю юбилея и пообещала доставить Фарука в колледж Святого Игнатия еще до начала мероприятий, чтобы доктор успел сменить повязки Мартину. Будущий священник поблагодарил Джулию, однако, когда он повесил трубку, то внезапно все малопонятное, что случилось с ним в Индии за неделю, загудело, как погребальный звон.
Начать с реакции отца Джулиана на его исповедь. Его отпущение грехов, скупое и резкое, закончилось торопливым советом сменить замусоленные и окровавленные бинты. Пастор и будущий священник явно не поняли друг друга. Когда Мартин Миллс признался, что любил мальчика-калеку больше, чем мог любить девочку-проститутку, отец Джулиан, прервав его, сказал, что ему следует меньше обращать внимание на свою способность любить. Эти слова отца-ректора означали, что Мартин должен быть более озабочен любовью Всевышнего и волей Бога и с большей скромностью относиться к своей всего лишь человеческой любви. Мартин является членом общества иезуитов, поэтому ему следует вести себя подобающим образом, а вовсе не как погруженному в самолюбование социальному работнику, который творит добрые дела и при этом оценивает, критикует и поздравляет себя.
— Судьба этих детей не в твоих руках. Ни один из них не станет больше или меньше страдать из-за твоей любви к ним или по причине отсутствия твоей любви. Перестань так много думать о себе. Ты — инструмент воли Всевышнего, а не собственное создание, — сказал отец Джулиан будущему священнику.
Такой ответ не просто поразил фанатика своей тупостью — Мартин Миллс почувствовал смятение. Такой подход отца-ректора показался иезуиту явно кальвинистским: ведь он считал, что дети уже имеют предопределенную судьбу. Не испытывал ли отец Джулиан воздействия индуизма, поскольку замечание о «судьбе» детей отдавало кармическим законом? А разве плохо быть социальным работником? Разве Игнатий Лойола сам не был социальным работником и не отдавался этому с неослабевающим рвением? Или отец-ректор только подразумевал, что Мартин не должен принимать слишком близко к сердцу судьбу детей из цирка и то, что будущий священник сделал для них, вовсе не означало, что он ответственен за все, что может с ними
В состоянии такой озабоченности Мартин Миллс вышел прогуляться. Но отойдя далеко от миссии, он наткнулся на трущобы, которые уже показывал ему доктор Дарувалла. При виде бывших кинодекораций трущоб, где его грешная матушка упала без сознания, когда корова лизнула ее языком, Мартин вспомнил, как его вырвало из движущейся машины.
Трущобы бурлили в эти утренние часы понедельника. Миссионер подумал, что лучше взирать на это убожество, наблюдая лишь мелкие детали. Вместо того, чтобы смотреть вдаль по дороге во всю ее длину. Мартин опустил глаза на свои неспешно передвигающиеся ноги, не позволяя им оторваться от земли. Таким образом, большинство обитателей трущоб оказались отрезанными от него на уровне лодыжек. Он видел детей, которые, вполне естественно, просили милостыню, видел также лапы и любопытствующие носы копавшихся в мусоре собак, мопед, который упал или врезался в канаву. Гирлянда из цветов увивала его руль, будто мопед уже приготовили к кремации. Затем Мартин увидел корову целиком. Не просто копыта, а всю тушу, поскольку корова лежала. Обойти ее было непросто и когда миссионер задержался, он быстро обнаружил, что его тут же окружили. В каждом путеводителе для туристов должно быть ясно сказано, что в трущобах никогда нельзя останавливаться!
Длинная, печальная и полная достоинства коровья морда уставилась на него. Глаза ее по краям были обсижены мухами. Кусок кожи на рыжевато-коричневом боку коровы величиной с кулак был поврежден и тоже облеплен мухами. На самом деле видимая рана вела в глубокую дыру, сделанную корабельной мачтой, когда ее перевозил грузовик. Мартин не видел момента столкновения, а беспорядочная толпа закрывала от него смертельную рану коровы.
Внезапно толпа расступилась — шла какая-то процессия. Мартин смог увидеть всего лишь сумасшедших, швырявших цветы. Когда молящиеся прошли, корова осталась лежать, усыпанная лепестками роз. Некоторые прилипли к ране вместе с мухами. Одна нога коровы оказалась вытянутой: животное лежало на боку, почти касаясь рогом канавы. Там, в нескольких сантиметрах от рога, лежало целехонькое человеческое испражнение. За этим непотревоженным рогом куском дерьма находились палатки торговцев. Продавалось нечто, в чем Мартин Миллс не был заинтересован — розовая пудра, о которой миссионер подумал, что это что-то съедобное или какие-то специи. Немного пудры просыпалось в канаву, там розовые частички накрыли и коровий рог, и лепешки дерьма.
Вот каким оказался для Мартина микрокосмос Индии: смертельно раненое животное, религиозное шествие, бесконечные мухи, невероятно яркие краски, человеческое испражнение и, разумеется, дикое смешение запахов. Словно миссионер получил предупреждение свыше о том, что если он не увидит нечто большее, чем это убожество, он едва ли понадобится миссии Святого Игнатия или любой другой миссии в подобных странах. Будущий священник в смятении подумал, сможет ли он удержать блевоту, чтобы сохранить достоинство пастора. Пребывая в таком болезненном состоянии сознания, Мартин Миллс даже не подозревал, как ему повезло, что известие о Мадху он получил лишь на следующий день.
В Дамском саду клуба Дакуорт полуденное солнце пыталось пробиться сквозь беседку. Из-за плотных бугенвиллей лучи света яркими бусинками проникали в просветы между растениями и словно драгоценными камнями усыпали скатерть на столе. Нэнси подставила руки под эти лучики-иголочки и играла ими, стараясь, чтобы солнце отразилось от ее обручального кольца, когда с ней заговорил муж.
— Тебе не следует быть здесь, моя сладенькая. Лучше тебе пойти домой, — сказал ей детектив Пател.
— Я хочу быть здесь.
— Тогда должен предупредить тебя: не жди никакого удовлетворения. Так получается — даже когда их ловишь, то никогда до конца не бываешь доволен. — Заместитель комиссара полиции пожал плечами.
— Она опаздывает, — заметил доктор Дарувалла, который все время смотрел на часы.
— Они оба опаздывают, — произнесла Нэнси.
— Мы предполагали, что Дхар задержится, — напомнил ей полицейский.
Дхар ждал на кухне. Когда появится вторая миссис Догар, мистер Сетна будет за ней наблюдать и, увидев, что она явно выходит из себя от раздражения, он позовет Дхара. Задумав это, доктор Дарувалла исходил из теории о том, что нетерпение толкнет Рахула на необдуманные поступки.