Сын детей тропы
Шрифт:
— А ведь я как чуял, неладно с камнем этим! Не самоцвет, и оправа паршивая. Мелькнуло ещё в голове не трогать руками, вдруг чего. Вот влип!
Ему никто не ответил.
— А точно плохо будет, если отдам? — обернувшись, спросил он у дочери леса. — Ты видела своими глазами, как оно бывает?
Та покачала головой.
— Камень не крали раньше. Может быть, никогда. И не отнимали силой.
— Так почему я должен верить, что стану кустом?
— Проверь, — посоветовал Шогол-Ву. —
— Ага, как же! Отнимите его у меня, а там и проверяйте, сколько хотите. Ну, что делать будем?
Костёр затрещал негромко, выбрасывая искры. Четверо сели у огня и задумались.
— Камень нужно вернуть, — сказала дочь леса. — Нужно, или боги проснутся, и гнев их будет страшен.
— Да что ты всё о своём! — прикрикнула на неё тётушка Галь. — Боги, которые спят, ломаной раковины не стоят, и я в таких не верю.
— Я расскажу, почему они спят и откуда взялся камень. Вы забыли, но моё племя помнит. Я расскажу.
Дочь леса обвела взглядом сидящих у огня.
— Много жизней назад, когда все племена держались вместе и жили по одним законам...
— Сразу ясно, враньё, — хмыкнул человек. — Дальше можно не слушать.
— Нат! — встряла тётушка. — А ты продолжай, милая.
— Все держались вместе, — повторила дочь леса. — Это было. Мир был тёмен и плох, нелегко в нём жилось. Не хватало добычи. Реки то разливались, то мелели, земля почти не родила, со снегом приходил лютый холод, унося жизни. Тогда трое, дети разных племён, пошли в лес, что звался Запретным, но не был ещё белым. Они верили, там живут боги — и они нашли богов. И боги выслушали их.
«Вся земля, сколько можно исходить ногами и окинуть взором, теперь ваша, — сказали они. — Разделите её и живите мирно. Поля станут приносить урожай, реки напоят вас чистой водой, в лесах не переведутся звери и птицы. А мы уснём, и один из вас останется хранить наш покой. И дети его, и их дети должны будут жить здесь, пока мы спим».
Человек подался вперёд.
— Так а камень что? — спросил он. — Ты к делу переходи.
Дочь леса помолчала два или три вдоха, глядя на него, и продолжила:
— Трое умолкли. Им не хотелось терять свободу.
«Я пашу землю, — сказал первый. — Как мне жить в лесу? Прошу, отпустите меня».
И боги позволили ему уйти, и от него пошёл ваш род, сын полей.
— Ну, я понял, а вы не сообразили, как выкрутиться, и остались.
— Нат!.. Умолкни, дай девочке договорить, а?
— Ты вот скажи, чего мы выдумки слушаем, время теряем?
Он потёр виски, морщась.
— Много ли потеряем? Выдумки там, не выдумки, а вдруг что важное про камень откроется...
И тётушка Галь, отыскав его руку, обхватила ладонь. Погладила.
— Не бойся, милый. Придумаем, что делать, выручим тебя...
Он выдернул пальцы, взмахнул рукой.
—
Палец упёрся в плечо тётушки Галь.
— В глаза мне брешешь, а сама воешь, как над покойником, не затыкаясь!
— Что ты, Нат! Да где ж я вою?
— Да знаю я, что у тебя в голове! Я слышу всё, поняла? Всё, что у тебя вот тут, все мысли!..
Старая женщина всплеснула руками.
— Будет тебе, а? Ничего я такого не думаю.
— Думаешь! «Ой, беда, беда...» — скажешь, нет? Во, теперь богов просишь, чтобы смилостивились. Да только они не спешили меня остановить, когда я брал проклятый камень, а значит, им до меня и дела нет!
Он вскочил на ноги.
— Сидите, грейтесь у огня, травите байки! Если вспомните, что я подыхаю, и придумаете, чем помочь, тогда зовите.
Тётушка Галь поднялась было, но человек зло вскинул кулак.
— Только посмей за мной идти! Я твоими причитаниями по горло сыт.
Он ушёл недалеко, к нептице. Сел, закинув руки за голову, привалился к тёплому боку. Нептица вытащила клюв из-под крыла, моргнула глазом и уснула опять.
Тётушка медленно опустилась и вздохнула. Дочь леса стиснула пальцы и закусила губы.
— Расскажи о камне и богах, — сказал ей Шогол-Ву. — Я хочу узнать, что было дальше.
— Что ж... Остались двое, и боги смотрели на них и ждали ответа.
«Я живу охотой, — сказал второй, — и люблю бродить по тропам. Меня не прокормит этот лес, и мне не усидеть на одном месте».
И он ушёл, не дождавшись ответа богов. Кустарники и деревья пытались его удержать, потому весь его род хранит на коже отметины от листьев и ветвей.
— В это я не верю, дочь леса. Дети тропы были воинами и охотниками — и много жизней назад, и теперь. Это боевая раскраска въелась, оставшись навсегда.
Человек рассмеялся громко, напоказ.
— А я вот верю, — крикнул он. — Мне нравится!
— Если слышишь всё, чего там торчать, а? — окликнула его тётушка. — Иди к огню!
Но он даже головы не повернул.
— Нат!.. Если из-за меня ушёл, давай лучше я отойду, мне-то всё одно теперь, где сидеть.
— Не трогай меня, поняла? Не лезь!
— Я расскажу о третьем, — виновато сказала дочь леса. — Ему пришлось согласиться, ведь больше никого не осталось. Тогда Четырёхногий взял речной камень, маленький и простой, и Одноглазый с Двуликим поднесли к нему фонари. Ветер Пятикрылого остудил камень. Трёхрукий взял его и протянул сыну леса. Тот принял дар и услышал голоса, но кто говорит — не понял.