Сын детей тропы

Бонс Олли

Дочь леса вскинула голову, блеснув глазами.

— Так не должно быть! Мы никогда не стали бы поднимать тех, кто ушёл давно! И тех, чьё тело искалечено, тоже. Кроме того, мы давали умирающим выбор. Мы всегда говорили, что их ждёт, и они решали, дожить последние дни или вернуться. И знаешь что? Они все соглашались вернуться.

— И много их у вас?

— Не слишком.

Дочь леса покачала головой.

— Они всегда обещают, что не уйдут, и почти всегда нарушают слово. Иногда я думаю, лучше бы они

теряли память. Мы дарим им новую жизнь, а они бегут... Зверь, которого убили — страж. Такие следят, чтобы живущие дважды не покидали наш лес. Теперь камень поднимает мертвецов, и стражи ищут их, чтобы упокоить навсегда.

— Значит, стражи не трогают живых?

— Нет! Только мёртвых, что выходят за границы.

— Я не знал. Мы убили такого в Безлюдье.

Дочь леса поглядела, нахмурясь.

— Я не удивлена. Ведь ты из тех, кто убивает и лишь потом думает. А может, и не думает вовсе. Как те люди!..

Нептица проснулась от её сердитого голоса и чихнула, мотнув головой. Встопорщила перья на спине, уткнула в них клюв и задремала.

Дочь леса посмотрела на неё, закусила губы, перевела виноватый уже взгляд на запятнанного и сказала негромко:

— Прости, я была груба. Я ошиблась. Ты... не совсем такой.

— Так что с камнем?

— Когда Свартин пришёл, он, должно быть, говорил с живущими дважды и узнал о камне. Это случилось между жёлтыми листьями и первым снегом. Тогда у твоего племени уже отняли Косматый хребет, и Свартин предложил его нам, ничего не прося взамен.

— Вот как, — сказал Шогол-Ву.

— Мы отказались. Нам нужна лишь та земля, где растут белые деревья Шепчущего леса. И мы не хотели становиться орудием Свартина, вставать между ним и гневом детей тропы.

Шогол-Ву кивнул.

— Свартин выслушал, и мы дали ему уйти. Нарушителей давно не бывало, так давно, что старый закон казался слишком жестоким, вдобавок Свартин явился с даром... А потом он вернулся, убил вождя и взял камень. Он думал, обретёт силу, глупец, но сила даётся не так. Слушай: кто отнимает камень или крадёт его, тот слышит голоса ушедших, и мёртвые встают, но не по его воле. Свартин украл, и я не удивлена, что он лишился рассудка. Так камень у тебя?

Шогол-Ву поколебался.

— У Ната, — сказал он.

— У сына полей? Он сам взял, не просил тебя? Это хорошо для тебя... и плохо для него.

— Ты сказала, краденый камень не приносит добра, и всё же сама хотела его украсть. Значит, ты знаешь, как с ним управиться. Говори.

— Знаю.

Дочь леса примолкла. Расправила платок, укутала плечи. Поглядела печально.

— Камень отдают добровольно. И тот, кто его получит, обретёт полную силу: сможет решать, кого поднять, и услышит мёртвых, если захочет сам. А тот, кто отдал, станет белым деревом. Таким, как в нашем лесу. Старый вождь всегда передавал камень другому, когда приходил срок.

— Значит, ваши деревья...

— Вожди. Это всё вожди прошедших

лет, и они ещё живут. Хранят покой спящих богов, говорят с душами, берегут наше племя. А дети полей взялись за топоры! Камень нужно вернуть.

Шогол-Ву помолчал, раздумывая.

— Ты была готова стать деревом?

— О нет, не деревом. Белым деревом станет тот, кто сам получал камень в дар. А тот, кто украл его или отнял силой, станет лозой раздери-куста, проткнёт сам себя острыми шипами, будет истекать соком, но не умирать. Вечно чувствовать боль. Если порядок нарушен, нужна жертва, чтобы всё исправить.

— А если бросить камень?

— Исход тот же. Только если украдут или отнимут силой...

Шогол-Ву поднялся и склонился над костром, скармливая ему хворостины. Долго молчал. Наконец спросил:

— И кто же он, достойный камня? Тот, ради которого ты согласилась принять мучительную смерть, и кто даже не пошёл с тобой?

Дочь леса ответила, глядя в сторону:

— Тот, с кем мы обменялись сердцами. Он стал бы вождём после моего отца.

— Так почему ты здесь одна, Хельдиг, дочь вождя?

— Он думал... думал, люди поймут, что камень несёт им только зло, и сами его вернут. А в то, что боги проснутся, он не верил.

— Я понял. Благодарю, что рассказала мне. Я говорил, что ты слаба, и признаю перед богами: я ошибался.

Шогол-Ву поднялся, недолго постоял, кивнул и зашагал прочь.

— Подожди! — воскликнула за спиной дочь леса. — Куда ты идёшь?

Он не ответил.

Дочь леса нагнала его, схватила за руку, силясь остановить, но у неё не вышло.

— Подожди!.. Ты хочешь забрать камень?

— Я отдам его тебе. Ведь так ты получишь силу и остановишь проклятие, что пошло по этим землям? Трус, что отсиживается за чужой спиной, недостоин камня. Ты, Хельдиг, дочь вождя, достойна.

— Мне не нужна эта жертва! Стой!.. Да стой же!

Шогол-Ву остановился. Глядя дочери леса в глаза, отвёл её руки.

— Я был чужим в своём племени, — сказал он. — Я чужой в землях людей. Может быть, и на дальних берегах, куда стремился, я не нашёл бы дома. Что, если боги уготовили мне этот путь? Возьми рогачей. Ты поедешь прочь так быстро, как сможешь, пока Двуликий не...

— Нет, нет! Этого я не хочу!

— Разве не ты готова была спасти племя и этот мир, не думая о цене? Не ты говорила, что если одна жизнь может быть отдана ради многих других, то это разумный выбор?

Она посмотрела на него с мольбой.

— Прошу, позволь мне самой! Легче принять боль, чем расплатиться чужой жизнью. Я знаю: если пожертвуешь собой, лоза оплетёт моё сердце и будет терзать до последних дней.

— Возьмёшь моего зверя. Её зовут Хвитт. Я не хочу бросать.

— Не нужно! Владеть камнем — удел мужчин, удел вождя, и ради него я должна... Прошу, остановись!