Сын детей тропы
Шрифт:
— Ах вы проходимцы! — взъярился хозяин. — Ах вы твари гнусные, чтоб вас костоглоды драли! Заговаривали нам зубы, значит, а сами курицу упёрли?
И обернулся к столу.
— Была там крыса, или вы этим пёсьим сынам поверили?
Люди развели руками. Слезать на пол всё ещё не хотел ни один. Тем временем двое с лопатами, наконец, вернулись и встали у порога растерянно, глядя, как нептица рвёт курицу и торопливо глотает куски.
— Поймала крысу, что ль? — робко спросил один.
— Крысу?..
Хозяин оскалился,
— Крысы у нас только вот эти, и уж я с них шкуру спущу! Я вам, поганцы, зубы сосчитаю...
— Эй, эй, остынь! — тревожно воскликнул Нат, отползая спиной вперёд. — Эй, мне помощь нужна!
Шогол-Ву поднялся, покачиваясь, сжимая в ладони нож, и хозяин остановился.
— А ну, разом навались! — скомандовал он. — Гоните ворьё поганое!
Один из мужиков несмело ткнул нептицу черенком лопаты. Та зашипела, поворачиваясь, щёлкнула клювом, измазанным в потрохах. Мужик охнул и отступил.
Нат тоже встал кое-как, потянул со стола кувшин, прижал к груди.
— А я и сам уйду. Сапоги верните только...
Он криво улыбнулся, качнулся, привалился спиной к столу и рассмеялся сипло.
— Сапоги, значит, — зло сказал хозяин, на лбу которого отчётливо выделялся след набойки. — Сапоги? Вот тебе сапог, паскуда!
Он поднял один и швырнул в Ната. Тот увернулся, оберегая кувшин, и сапог глухо ударил его в бок. Нат присел, чтобы поднять, и второй сапог пролетел над головой, угодив в стену.
— Уходим, Хвитт. Идём! — сказал Шогол-Ву, хлопая свободной рукой по белому боку.
Нептица вышла, унося в клюве то, что осталось от курицы. За ней, согнувшись, прижимая локтем к боку сапоги и обнимая стренгу и кувшин, поспешил босой человек. Шогол-Ву шёл последним, не опуская ножа.
Мужики с лопатами ушли с пути.
— Сюда, — позвал Нат, исчезая в черноте двора.
— А суп-то будет? — спросил кто-то за спиной.
Хозяин опасно засопел, а потом его прорвало. Пока он орал всё, что думает о супе, о крысах и о проходимцах, двое добрались до сарая.
— Тут фонарь висел... — пробормотал во тьме Нат и загремел ведром.
Что-то ещё упало с негромким стуком.
— Ну, разводи огонь, чего тянешь!
Шогол-Ву припомнил, где видел фонарь, и отыскал его на ощупь. Пошарил в карманах, вынул кисет с кресалом, кремешком и сухим мхом. Повозившись, разжёг огонь.
Фонарь повис на крюке маленькой тусклой звездой, освещая заваленный верстак со сдвинутым хламом, стренгой и кувшином в пустом углу. Светились точками во тьме овечьи глаза. Человек шумел в загоне, отмывал ноги в корыте с водой.
— Ух, ледяная! — воскликнул он и запрыгал, натягивая сапог.
Шогол-Ву притворил дверь и сел на край починенной телеги. Нептица легла у ног,
Нат справился с сапогами, прихватил кувшин и сел рядом. Хлебнул из горла, протянул. Шогол-Ву тоже глотнул.
— А ты хорошо придумал их отвлечь, — сказал он без тени улыбки. — Я не смог бы лучше.
Нат замер, а потом затрясся от смеха, толкнул в плечо.
— Ну, будет тебе! А рожу-то, рожу его видел? Глаза пустые, клюв раззявил, как курица, точь-в-точь когда она раздумывает, не перебежать ли дорогу перед телегой. И тут ему второй сапог в лоб прямо! Хорошо вышло, а?
— Хорошо, — согласился запятнанный. — Только кто теперь придёт за камнем?
— За камнем?.. — переспросил человек, и лицо его вытянулось обиженно. — Камень! А я и забыл... Веришь, забыл! Давно я так не смеялся.
Он сел, нахохлившись, потянул камень из-за ворота, сжал в ладони.
— Знаешь, друг мой Шогол-Ву, иногда я думаю, может, враньё это всё? Вот, к примеру, шнурок износится и оборвётся — да в жизни не поверю, что этого ни с кем не случалось! И что тогда?
Шогол-Ву промолчал.
— Ищут, значит, вождя. Время ужина, а он не явился. И туда, и сюда — а потом натыкаются на кустик, и рядом камень с порванной верёвкой. Ну, что может быть глупее?
Нат хлебнул из кувшина и передал его соседу.
— А это, — сказал он, воодушевившись. — А если в каменном доме его отдать, то сквозь камень прорастёшь или будешь валяться корнями наружу?
Шогол-Ву пожал плечами, глотнул и вернул кувшин.
— А ещё, вообрази, лежит такой вождь с бабой. Она, значит, ах, ох, за верёвку хватается, срывает ненароком, и мужик бревном становится.
Нат зашёлся смехом и хлопнул себя по колену.
— Вот бы на рожу её посмотреть!.. А может, зачтётся, будто она украла камень? Силой отняла?.. Что будет-то с ними, а?
Шогол-Ву пожал плечами.
— Вот и я говорю, что ничего не ясно с камнем этим! Надумали законов каких-то, сами объяснить не могут... А у тебя правда, что ли, бабы не было?
Шогол-Ву потянул к себе кувшин и сделал, не торопясь, два больших глотка.
— И чего тебя звали знающим мать?
Нат подождал немного, отнял кувшин, тоже хлебнул и предложил:
— Давай так: я о себе скажу, а ты о себе. По очереди. По рукам?
— Мне это не любопытно.
— Да ладно! Прям-таки ничего не хочешь обо мне узнать?
— Всё, что нужно, я уже знаю.
— Скучный ты, — вздохнул человек. — А я белую деву видел.
— Где?
— Ну, раз тебе не любопытно, о чём тут говорить. А вот если настроишься поболтать, скажи мне сперва, почему тебя в племени звали выродком и знающим мать...
— Я видел Трёхрукого.