Сын Дьявола
Шрифт:
А дышать больше нечем.
Остаюсь жива только благодаря его звериным поцелуям. Это как источник, дарящий мне силу. Силу терпеть его бесконечный напор, удовольствие, что за пол часа готово уже третий раз накрыть меня волной. Заставить захлебываться в крике, не смотря на неприятное жжение внутри.
Совсем чуть-чуть, какие-то секунды невероятного накала, и меня почти подбрасывает на месте, когда тяжелым грузом возбуждение срывается вниз, и оргазм судорогой проходится по телу. Мышцами сжимаю его внутри, удовлетворенно выдыхаю, Максим
Просто долбит и долбит, не отрывая взгляда, не уменьшая темпа.
Единый, грубый, жестокий ритм толчков.
Хочется сказать: «хватит, я больше не могу»
Но чувствую — ему это нужно, словно отпустив меня, он снова окунется в ту тьму. В плен мыслей о смерти Громова. О нашем побеге и о том, что делать дальше.
Еложу по кровати, сминая влажные от пота и смазки простыни. Слышу мерный стук спинки о стену, а Максим все внутри. Трахает и трахает. Берет меня и забирает силы.
Держит руками плечи и мысленно требует не шевелиться, дать ему ощутить себя свободным, хотя бы так. Хотя бы во мне.
Выходит с пошлым хлопком, и я чувствую облегчение, хочу что-нибудь ему сказать, например, что еда остыла, но он просто разворачивает меня на живот, подкладывает подушку и разводит половинки ягодиц в стороны.
— Максим…
— Немного еще, потерпи, — шепчет он языком жалит сначала половые, покрасневшие от трения губы, а потом анальную дырочку.
Активно вылизывает, распространяя по телу очередной заряд, зарождающегося внутри живота удовольствия. Растягивает пальцами. Один. Два. Три.
Сплевывает во внутрь, заполняет до отказа влагой и только затем пропихивает головку члена.
Сначала только ее, наклоняется к шее, целует, прикусывает кожу и я сдерживаюсь, чтобы не закричать от дискомфорта, терплю, а он мне снова:
— Дыши, я почти вошел, любимая…
Один резкий выпад, и он снова во мне, снова набирает обороты, пальцами покручивая, жаждущие ласки соски. Забивает член на гвоздь во внутрь, яйцами смачно шлепая по половым губам. И я снова на пределе.
Спустя какие-то пару минут долбежки в зад, я снова готова кончить, и он умело подводит меня к краю, достигает предельной скорости, дышит все громче, утробно стонет.
— Кончай, Лана… Кончай со мной… Будь со мной, детка…
Глава 62
И мне хватает одного толчка, крепкого хвата за шею, окончательно перекрывающего воздух, чтобы в голове зашумело. В глазах потемнело. А сердце всего на миг остановилось. И я вою от ослепляющего оргазма, пока Максим на бешенной скорости таранит мой зад и замирает с выкриком: «Еб-аать», заливая мое нутро спермой.
Отключаюсь, почти мгновенно. Плыву по волнам усталости и кайфа. Прихожу в себя от контраста температур. Разгоряченную кожу, Максим смачивает губкой, обтирая меня от пота и телесных жидкостей.
— Тебе легче? —
Максим качает головой, но говорит:
— Немного…
Губка гладит грудь, приятно освежая болезненно натертые мечта. Спускается между ног, собирает густую влагу.
— Кушать?
— Не… Погоди, — ложится рядом и прижимает меня к себе. — Ты уверена? То есть, сейчас давай без истерик и прочего. Ты…
— Максим…
— Ты должна понимать, на что соглашаешься. Если бы не убийство, я бы пошел к Самсонову, устроился бы на работу. Мы бы неплохо зажили. А теперь…
— Ты спас мне жизнь, это была самооборона, — тут же нахожусь я с ответом, потому что тяжелые мысли, обрекаемые на молчание, могут все разрушить. Его веру в себя. В меня. В нас.
— Ты мне ничего не обязана, — цедит он сквозь зубы, а я смотрю насколько в такие моменты заостряются черты его лица и он становится почти неприятным. Очередное «Дежа вю», но я тут же качаю головой.
— Знаю, я ничего тебе не обязана, — вру сама себе, потому что в голове до сих пор блуждают мысли о долге жизни. — Я хочу быть с тобой, я уже сделала выбор.
— Но не осознаешь последствий. Ты, рожденная в богатстве не понимаешь, что такое грязь и бедность. А первое время именно это может нас с тобой ждать. И очень скоро секс перестанет сиять радугой, потому что солнца не будет. Только проливной дождь. Стена воды, через которую придется пробираться порой без зонтов.
— Ну ты же не будешь оставлять меня на улице, если найдешь ночлег… — говорю я с улыбкой, чем повергаю его в состояние оцепенения. Ведь он далеко не все знает обо мне, а готов ли услышать прямо сейчас? Готов ли поверить, что все его страшилки я уже проходила?
— Не понял… Это…
— В детстве, когда я хотела есть, — рассказываю я, сажусь на кровати и беру его руку в свою, черчу линии на ладони. Потому что тяжело смотреть в глаза. Вспоминать не легче… — Мама била меня, чтобы я не кричала от голода, не сильно… И я даже привыкла. Легкий удар днем, потом вечером или ночью, чтобы не мешала дядям ее трахать за тонкой стенкой.
— Не понял… — хватает он меня за лицо и заставляет смотреть на него. В глаза, горящие неверием и гневом. — Ты же дочь мэра!
— Нет, — со слезами на глазах, качаю головой, невесело смеюсь. — Меня взяли в семь лет. Вытащили из гадюшника, в котором мама от побоев какого-то мужика умерла. А я смотрела. Но даже не плакала. Не жалела ее, потому что ничего хорошего от нее не видела.
— Никогда? — тяжело сглатывает Максим и резко прижимает меня к себе, часто выдыхает воздух. И сердце готово пробить грудную клетку. Ну что же ты… Это было так давно.
— Уже и не вспомнить. И я была привычная к бедности, мне просто нужно было немного любви. Наверное, глупой меня считаешь…, — утираю я слезы и шмыгаю.