Сын Дьявола
Шрифт:
— Вот как, — в душе ничего. Не удивления. Ни боли. Я бы тоже покинула. Дай только шанс отсюда смыться.
— И ты предала… — стреляет он словами и со стуком ставит стакан на камин.
Сглатываю. Перевожу взгляд. И жажду зажмурится. Столько презрения и ненависти. Столько острого неприятия и похоти. Такой клубок противоречий. Он опутывает, стягивает грудь.
Быстро утираю слезы.
— Я просто влюбилась.
— Да, что ты? — делает он шаг ко мне, и я невольно бросаю взор в окно. Может выпрыгнуть, может быть
— Я полюбила Максима.
— Он убийца и насильник.
— Он не виноват, отец! — заламываю руки. — Он защищал меня! Он любит меня!
— Или просто хотел шантажировать меня. Хотел воспользоваться моими деньгами.
— Нет, нет, — мотаю головой, растрепав волосы. — Максим не такой. Он самый лучший.
— Он убил двух человек и смылся с места преступления.
— Но ты же можешь его вытащить? Мы просто испугались. Мы просто сделали неправильный выбор. Ошибку.
— Вся жизнь состоит из череды ошибок и их последствий. Ты бросила меня. И теперь твой хахаль сгниет в тюрьме, — шипит он все ближе, броском змеи впивается в шею, давит, скрадывая воздух и тут же отпускает.
Уходит, берет свой стакан и садится в кресло. Расслабленно. Словно эта ситуацию ничего не значит. Для него ничего. Для меня все.
— Сделай что-нибудь. Ты же можешь. Ты можешь все, — шепчу, стоя вытянутой по струнке. — Ты можешь все.
— Но я же мэр, — не кстати вспоминает он свой статус. — У меня есть гражданская ответственность. Я не могу вот так взять и освободить малолетнего преступника.
Это настолько же смешно, настолько мерзко. Его вранье. Еще секунду назад он почти заявлял обратное. А мне только и остается, что сделать последний шаг в пропасть. Сорваться с ветки. Погибнуть на славу спасения любимого.
Но оставим пафосные речи и примемся за роль. За то, чего ждет от меня Андронов.
— Прошу тебя, помоги ему! — подхожу совсем близко. Заглядываю в пустые глаза. — Я не выдержу, если он сядет в тюрьму! Я люблю его!
— Любишь, значит, — тянет приемный отец со смешком и чисто мужским жестом окунает сигару в виски. Я стою, как перед Богом и жду решения. Ад или Рай. Теперь только от него зависит, буду ли я счастлива. Только счастье будет иллюзией, потому что я знаю, чего он попросит.
— Больше жизни люблю. Я все-все сделаю.
— Ну… раздевайся, — окидывает острым взглядом моё дрожащее от шока тело. — Посмотрим, на что ты готова ради своей великой любви.
И вот тут слезы высыхают. В душе не остается ничего.
— Хорошо. Я сделаю все, что ты хочешь, — говорю холодно и грубым рывком стягиваю футболку. Вижу, как полыхает огонь в его взгляде. — Стану твоей. Но позвони прямо сейчас. Пусть его отпустят. Снимут все обвинения. Сейчас же!
— Ты же понимаешь, что обмануть меня, девочка, не удастся. Если попытаешься избежать платы,
Проглатываю слезы отвращения.
— Найду тебя и сделаю своей женой. Как тебе будет оказаться женой того, кто назывался твоим отцом.
— Я не обману, — тут же говорю я. Снимаю лифчик, стягиваю джинсы и трусики, чувствуя себя грязной тварью. И даже благородные мотивы не спасают. Не здесь. — Позвони и делай что хочешь.
Не отрывая взгляда от моего оголенного тела, он наклоняется и берет в руку телефон. Набирает номер и в двух словах решает чужую судьбу.
— Прапорщик Немов слушает, — отвечает знакомый голос по телефону.
— Эдик, котик, сожги дело Одинцова и выпусти мальца.
— Ээ… так просто? А как же суд? Вы говорили…
— Сожги, урод, дело и выпусти мальца, — грубее, зло повторяет свои слова Андронов и в трубку тут же льются испуганные извинения и лесть.
— Да, да, Господин Андронов. Сэр, Мэр. Мы все сделаем. Все будет в лучшем виде.
Андронов поднимает брови, откладывает телефон и кивает на что-то за моей спиной. Новая дверь. Новый шаг в бездну.
— Пойдем, моя девочка. Пора исполнить свою часть платы, тебе.
Глава 67
Иногда страсть обжигает, дарит приятное тепло, любовь, жажду жизни. Но есть страсть, выжигающая душу, оскверняющая тело, убивающая любовь. Не только к мужчинам. А в первую очередь к себе. К жизни.
Мне не хотелось жить. Вот бы раствориться, распасться на молекулы и стереть каждую с лица земли. Но сначала содрать кожу, к которой прикасался ОН. Вырвать соски, с которыми он играл разными приборами. Клитор, который он так долго обрабатывал языком и вибратором.
А главное стереть из памяти как кончала от этого. Со слезами на глазах, с ненавистью к себе. НО кончала. Потому что, когда у такого человека есть цель, он ее добивается.
Но это все оправдания.
Потому что я должна была лечь, вытерпеть оплату свободы любимого и все. Но я извивалась под приемным отцом, как шлюха, выстанывая сначала от отвращения к нему. А потом к себе.
Потому что тело всего лишь инструмент.
А он оказался первоклассным музыкантом. Мастером по удовлетворению и унижению женщин. Не думала, что, кончая можно выть от ненависти к себе.
— Никогда не встречал столь фригидной суки, — стоит он голый с поникшим отростком, который так и не поднялся во всю длину и не стал полностью твердым. Даже когда был во мне. О, Господи…
Рвотный рефлекс становится сильнее, и я еле сдерживаю его, содрогаясь всем телом.
Шлюха. Грязная. Оскверненная. А он глумится. Ему смешно. А мне тоже хочется посмеяться, потанцевать на его могиле.
Ирония судьбы, но в моей руке оказывается огромная спица. Как тот самый карандаш. Острый. Заточенный. Опасный.