Сын гетмана
Шрифт:
Между боярами произошло легкое замешательство. Тимош же протянул свой кубок к стоявшему за ним пагарнику и провозгласил третий тост: за процветание Молдавии и Валахии, скрепленных дружеским союзом.
Василий с неудовольствием сдвинул брови и сердито взглянул на зятя, а великий логофет заметил вполголоса, что Валахией нельзя распоряжаться по произволу, так как она находится в зависимости от Турции.
– Что за беда? – самонадеянно отвечал Тимош. – Мы получим и турецкое согласие, так как турки наши приятели. Султан Калга имеет связи в Константинополе, а он мой побратим, все для меня сделает.
Князь не знал, как прекратить этот неприятный
Провозглашены были тосты за новобрачную, за господаршу, за благоденствие новобрачных. Вино лилось рекой, шумные разговоры несколько раз прерывались пушечными залпами. Наконец испили и три великие братины вина: первую за Божью милость и милосердие, вторую за благоденствие императора, и третью предложил митрополит за здравие новобрачных и князя.
При этом все встали. Митрополит осенил князя крестным знамением и благословил его. Грянула музыка, раздался пушечный залп. Митрополит взял тяжелый серебряный кубок и, едва держа его в руках, поднес к устам. Бояре, выпив свои кубки, по двое, поддерживаемые великим постельничим, подходили к князю, целовали его руку и потом снова занимали свои места.
Пир длился долго; наконец великий медельничар принес свечи, и все встали из-за стола, чтобы перейти в большой зал, где начались песни и пляски.
Остатки кушаньев расхватала княжеская прислуга; каждый старался хоть чем-нибудь полакомиться с княжеского стола. Великому ключарю стоило немало хлопот собрать всю серебряную посуду, оказавшуюся во всех углах столовой, куда ее занесла челядь.
В большом зале сперва пелась молдавская хора; девушки и юноши, схватясь руками, образовали круг и переходили мерно в такт справа налево, причудливо извиваясь, то сходясь, то расходясь. Жених со своими дружками тоже был в кругу и не отходил от невесты. За хорой следовал данч, все взялись за руки, образуя длинную вереницу и плавно покачиваясь, свиваясь и развиваясь, описывали разнообразные обороты, круги, полукруги. Наконец великий постельник установил мужчин и женщин отдельно в два длинные ряда, принесли два пестрых жезла с расшитыми платками на концах, выбрали двух старых бояр; они должны были вести свадебный танец. Жених и невеста занимали третьи места; на втором месте мужского ряда стоял свадебный маршал, на втором месте женского – первая сваха. Сперва оба ряда двигались тихо, медленно, обращаясь один ряд к другому то лицом, то спиной, потом движения стали все ускоряться, ряды завивались в виде треугольника, четырехугольника, овала, наконец оба ряда переплелись, и так как все боярыни и бояре стали по чину, то жены очутились около своих мужей, а боярышни стояли рядом с молодыми людьми одинакового с ними общественного положения. Боярышни пели малороссийские песни, а казаки пустились плясать, припевая: «А кто любит гарбуз, гарбуз, а я люблю дыньку...» Потом стали плясать «журавля...» Улучив удобную минуту, князь Василий отвел зятя в сторону и сказал ему:
– Я очень рад видеть в тебе такого храброго воина, но ты должен быть осторожнее и таить свои замыслы до поры до времени.
– Да ведь я говорил в своем кругу, – отвечал Тимош.
– Это у вас, казаков, есть свой круг, и каждый стоит за своего батька, а у меня никакого круга нет, есть одни
– Так я ж того не знал, – отвечал Тимош смущенно, – вперед буду умнее.
Георгица в другом углу зала тихо разговаривал с несколькими боярами:
– Вы увидите, что этот молодой медведь сдержит свое обещание. Если мы не примем мер, он оседлает нас хуже Лупула; за него войско и народ. Слышали вы, какие единодушные клики встречали его при въезде? Так не встречали ни одного владетельного князя. Толпа всегда готова преклоняться перед победителем.
– Что ж тут дурного? – проговорил великий вистерник, лукаво посматривая на оратора. – И какое нам-то дело до того, что этот храбрый воин завладеет Валахией? Это может волновать лишь тех, у кого там есть родственные связи, кто сам на что-нибудь рассчитывает, а мы – коренные молдаване; валахи никогда не были нашими друзьями: уж мы-то не будем их защищать.
При намеке на его родство с валашским правительством Бурдуц закусил губу и проговорил:
– Ошибаетесь, и мы не останемся в стороне, нас заставят сражаться за валашский престол.
– Заставят или не заставят, – возразил вистерник, – лучше променять ястреба на сокола, чем на ворону.
Бурдуц побледнел от злости, а бояре рассмеялись и замолчали, увидев приближавшегося князя.
Через несколько минут Георгица подошел к жене, шепнул: «мне надо с тобою переговорить», и прошел с ней в соседнюю небольшую комнату.
– Ты слышала, – сказал он ей, – что говорил за столом степной жених? Надо дать знать и в Валахию, и седмиградскому князю: пришла пора нам действовать; нельзя медлить, иначе не сносить нам наших голов.
Домна Георгица одобрительно кивнула головой.
– Я давно тебе говорила, что пора действовать, только не упусти валашского трона из рук, он сам тебе дается.
– Молчи, бога ради! – проговорил он жене. – Не так-то легко мне дается власть, – продолжал он шепотом. – Враги мои мешают мне на каждом шагу.
– А ты заранее избавься от них, – отвечала она тоже вполголоса. – Ты в силе, господарь тебя слушает, очисти себе путь.
Лицо ее приняло хищническое неприятное выражение, даже муж ее посмотрел на нее со страхом.
– Я не Радул, – тихо проговорил он.
– Нельзя достигнуть власти, не перешагнув через трупы.
Георгица быстро взглянул на нее, и ему показалось, что она читает в его душе.
Следствием этого разговора было то, что великий вистерник и еще несколько бояр попали в опалу князя, судились – вистерник за мнимую растрату казенных сумм, остальные тоже по доносу разных подставных лиц; хотя и не было открыто никаких явных доказательств их виновности, они были лишены занимаемых ими должностей и удалены от двора. При этом дальновидный Бурдуц позаботился, чтобы на их места были назначены его клиенты.
VIII
Счастию конец
Время приближалось к Пасхе. На Суботовском хуторе все были заняты хозяйственными приготовлениями. Гетман любил проводить Пасху окруженный всеми членами семьи. К нему приехали обе его замужние дочери, им отвели особый флигель. Женщины готовили пасхи, красили яйца, жарили и фаршировали домашнюю птицу, словом, снаряжали все, чем полагается украшать роскошный стол на Светлый праздник. Высокая, бойкая, статная казачка покрикивала на работниц и весело пересмеивалась с окружавшими ее молодыми женщинами. Это была сама пани гетманша, третья жена Богдана.