Сын графа Монте-Кристо
Шрифт:
— О, да, батюшка… чёрточку, как будто проведенную иглой, больше ничего.
— Эта черта проведена лезвием кинжала. Всегда обращай внимание на малейшую безделицу: из мелочей состоит наша жизнь.
— Но, батюшка, кто мог осмелиться открыть дверь с помощью кинжала?
— Человек, имя которого я назову тебе потом! С замечательной ловкостью он просунул лезвие кинжала в замочную скважину, превзойдя самого искусного слесаря. Вот, посмотри!
Граф вставил лезвие кинжала в замочную скважину, повернул его, и замок открылся без труда.
— В самом
— Не называй его вором, Сперо. Осмотрим шкатулку. Вероятно, ее открыли не так, как дверь.
Сперо осмотрел замок шкатулки и сказал:
— Из чего ты это заключаешь?
— Теперь я уверен в том, что не ошибся: шкатулка открыта не кинжалом.
— Я это вижу, батюшка. Человек, открывший ее, действовал с помощью спиральной пружины, вроде тех, которые есть в карманных часах, и не заметил, что кусок пружины остался в замке.
При этом Сперо с торжеством показал отцу микроскопический кусочек стали.
Монте-Кристо обнял мальчика. Да, Сперо был достойным учеником человека, наблюдательность которого развилась и укрепилась в результате уроков аббата Фариа.
— А теперь узнаем, кто был человек, вошедший сюда,— сказал граф и внимательно осмотрел внутренность шкатулки.— Смотри, что это такое?
— Кинжал,— испуганно сказал Сперо.
— К которому привязан кусок пергамента.
Монте-Кристо осторожно развернул пергамент. На нем кровью по-арабски было написано:
«Мальдар — графу Монте-Кристо! Бедняк, вверяющий себя Аллаху, богаче вельможи, идущего против Аллаха. Берегись куанов!»
— Кто это куаны, батюшка?
— Ты узнаешь об этом потом. Теперь же пойдем!
Они вышли на палубу. Граф окликнул Жакопо:
— Когда араб покинул корабль?
— Араб находится в трюме под караулом зуава.
— Ты в этом уверен?
— Да, господин.
— Так ступай и приведи сюда араба.
Жакопо исчез, но тотчас же вернулся и смущенно произнес:
— Зуав крепко спит… араб же исчез… но мы его найдем! Эй, люди, обыскать корабль!
Монте-Кристо знаком остановил сбежавшихся матросов.
— Напрасный труд,— сказал он, указывая на берег.— Посмотрите туда.
На мелководье стоял Мальдар. Он погрозил кулаком, поднятым над головой, людям на яхте и тотчас же скрылся в собравшейся на берегу толпе.
— Слушайте меня,— обратился к матросам Монте-Кристо,— этот араб — наш смертельный враг. В Алжире за каждым кустом нас ждет опасность, за каждым утесом скрывается тайный убийца. Исполняйте свои обязанности, но будьте осторожны!
В эту минуту под килем яхты заскрежетал песок: путники достигли Африки.
33. Священный знак
На южной границе Оранской провинции, там, где начинается Сахара, возвышается Соляная гора, арабы называют ее Кенегель-Мелх. Заходящее солнце озаряло нависшие над руслом широкой реки утесы и вход в мрачное ущелье
Одинокий всадник медленно ехал по ущелью; башлык белого плаща закрывал его низко опущенную голову, за спиной висело ружье, металлические части которого поблескивали серебром.
Лошадь, с шестиугольной звездой на бедре, ступала твердо и уверенно. Вдруг всадник остановил ее, приподнялся на стременах и пристально посмотрел налево, туда, где возвышался темно-красный утес, носивший странное имя «Кровавая скала». На этом месте произошло немало убийств: путников заманивали в западню, и они погибали от рук своих проводников. Эта скала была немой свидетельницей многих ужасов. Близлежащие холмы скрывают под собой тела убитых. Араб не довольствуется тем, что убил врага — он отрезает ему голову и привязывает к луке седла, тело же оставляет пустыне. Песок скоро скрывает тела, и в тихие безветренные ночи здесь часто можно услышать глухие стоны — то души убитых носятся над проклятым местом.
Всадник откинул башлык и, подняв вверх худые мускулистые руки, вполголоса пробормотал какие-то слова. Он пристально посмотрел по сторонам и затем соскочил с лошади. Подойдя вплотную к «Кровавой скале», он вдруг тихо вскрикнул: у основания скалы была начертана звезда, подобная той, что украшала бедро его лошади. И на руке его была такая же звезда. Путник опустился ничком на землю, пробормотал молитву, а потом вскочил на коня и поскакал дальше.
Ущелье осталось позади. Конь и всадник очутились в бесконечной и безграничной пустыне. Одинокий всадник ехал, не спуская глаз с медленно заходящего солнца. Он будто не чувствовал палящего зноя. Человек этот, по-видимому, прошел через все земные страдания — лицо его, озаренное лучами вечернего солнца, было страшно обезображенно. Оно было покрыто многочисленными рубцами, ресниц не было совсем, глаза глубоко запали, нос был искривлен, а борода скрывала перекошенный рот. Всадник откинул свой белый плащ — из обнаженной груди араба торчал нож-ятаган.
Человек этот был так называемый «кающийся» — добровольный мученик, принадлежавший к племени аяссуа. Огнем и железом изуродовал он свое тело, не чувствуя страданий, и в своем вечно возбужденном нервном состоянии, в чаду бешеных галлюцинаций, почитал себя невыразимо счастливым.
Аскеты прежних веков взглянули бы на него с благоговением. Его называли святым: он беседовал с Аллахом, и Аллах внимал его словам. Пустыня была его царством — в ней он был, как дома, и без труда находил дорогу.
Солнце почти скрылось за горизонтом.
Всадник привстал на стременах, взялся за ружье, приложил палец к курку, и, не сводя глаз со светила, замер в ожидании. Лучи солнца потухли, сразу потемнело, и на небе медленно проступила бледная луна.
Раздался выстрел: всадник приветствовал появление луны и звучным голосом стал читать стих из Корана: «И настанет время для тех, которые предстанут перед престолом Аллаха».
— Это время настало,— ответил ему голос, казалось, звучащий из другого пространства.