Сын мага: заговор во дворце

Мартов Константин

— Это он сделал. Я говорил тебе, ловкий человек.

Возница глянул на Павла, сказал:

— Ну раз пролез в Слободу, и я про то не знаю, значит или действительно ловкий человек, или кто — то из наших скрытничать вздумал.

Павел выдержал взгляд, по — волчьи оскалился, и сказал растягивая шипящие:

— Если б кто из твоих скрытничал, так и меня б он сам тем же путем вывез, каким привёз.

— Дело говоришь, — согласился возница, — ну, чего встали столбом? Полезайте в телегу. Мне ехать пора, время выходит.

Дилмурод запрыгнул в телегу, Павел последовал за ним. Они улеглись на дощатое дно телеги. Возница сверху накрыл их тёмной плотной тканью. Телега качнулась и покатила. Какое — то время они двигались под землёй.

Павел сделал вывод что они поднимаются вверх по спирали. Спустя какое — то время сквозь борта телеги начал пробиваться дневной свет, и телега остановилась.

— Иннокентий, ты что ль? — судя по звону подбитых железом сапог к телеге подошел гвардеец. Павел подметил, что с возницей он говорит совсем не так, как с благородными.

— Я, кто ж ещё.

Скрипнул борт телеги — это гвардеец заглянул внутрь.

— А что там у тебя? — спросил он.

— Двое благородных господ, — буднично ответил возница. Павел похолодел. Он не был готов к тому что его так быстро и глупо поймают.

— Кто хоть на этот раз? — совершенно спокойным тоном поинтересовался гвардеец.

— Поверь, лучше тебе не знать.

— Ну, раз лучше. Значит лучше. Брату привет передавай.

— Передам. И ты племяннику мои пожелания здоровья передай.

— Он вполне здоров.

— Твой брат тоже.

Закончив этот странный диалог возница цокнул языком и телега двинулась дальше. Павел припал к борту. Они выезжали не через те ворота, через которые въезжал в Слободу он. Дорога тоже не была той идеально ровной, вымощенной тесаным камнем, а обычной, каких в Империи бесчисленное множество. Они пересекли поле, прогрохотали по брёвнам, которыми неизвестные благодетели забросали огромную лужу. Наконец дневной свет померк — телега въехала в лес. Павел вспоминал: неподалеку от Слободы есть несколько лесных массивов, некоторые довольно большие и используются для пикников знати, прогулок и иногда для того чтобы побыть в одиночестве. Павел слышал множество историй о том как тот или иной благородный муж скрывался на время в лесной хижине, дабы отдохнуть от светской жизни. Павел подозревал, что на самом деле лесные хижины не такие уж и хижины, а скорее загородные дома, в которых почтенные отцы благородных семейств отдыхали от трудов, сопряженных с исполнением своих почётных обязанностей.

В некоторых из лесов вокруг Слободы специально обученные люди разводили дичь. Время от времени среди знати возникала мода на охоту или рыбалку, да и просто любители поохотиться не переводились. Но сейчас телега ехала не в один из этих лесов, поскольку все они окаймляли Слободу с северо — востока, а они, судя по солнцу, ехали на запад. Там тоже имелся лес, он был невелик. Даже не лес, а скорее узкая полоса высаженных специально деревьев, отделяющая благопристойную Александровскую Слободу от её темного двойника. У этого поселения было и официальное название — Посад. Об этом селении говорить и даже думать было не принято. Но оно существовало и, судя по запаху, телега к нему приближалась.

С тех пор как Иоанн Великий покинул древнюю столицу и избрал своим местом жительства Александровскую Слободу, это небольшое на тот момент поселение навсегда изменилось. Со временем туда перебралась вся высшая знать Империи. Туда же переехали иностранные посольства и чиновничий аппарат. И все эти люди ели, пили, одевались и так далее. Торговым же людям, ремесленникам, актерам, управляющим поместьями и прочим спутникам знати жить в пределах Слободы жить было воспрещено, дабы не смущать своим непристойным видом юных благородных. Они начали обживать окрестности. Со временем вокруг Слободы образовалось несколько поселений, они стремительно разрастались и грозили со временем охватить резиденцию Императора сплошным кольцом лачуг, кабаков, складов, борделей и торговых рядов. Прадед нынешнего Императора, дабы предотвратить это, велел снести к чертям все эти селения, сжечь, перепахать и засадить освободившееся пространство деревьями. Гвардия

и несколько князей справились с этим поручением государя в несколько дней и какое — то время Александровская Слобода жила так. как того желал Император, а он к старости сделался форменным монахом и всех своих приближённых заставлял следовать своем у примеру. Его сын, дед нынешнего Императора, оказался человеком гораздо более разумным, хоть и взошел на трон почти ребенком. Он выделил место под жительство обслуживающего Слободу персонала, за лесом. Выстроил дома, разметил улицы и благословил всех желающих жить там. Гвардия и прочие блюстители законности не слишком вмешивались в происходящее в Посаде, следя лишь за тем чтобы кипящая клоака не выплескивалась за обозначенные Императором границы.

И вот в эту клоаку сейчас въезжал князь Плечеев, укрытый шкурой на дне телеги.

— Дилмурод, а чего мы под этой рогожей прячемся? — спросил он. Ответа не последовало.

Он повторил вопрос, погромче. Возница обернулся на голос:

— Чего шумишь? — пробасил он. Пошевелил рогожу, молвил:

— Спит твой Дилмурод. Вылезай давай, и его буди. Я подрядился вас к окраинам Гнилушки доставить, на том расстанемся.

Павел растолкал Дилмурода, тот выбрался из — под рогожи, снял с пояса фляжку, полил себе на руку воды, протер лицо. Телега выехала из леса и их взору предстал Посад, или, как его называли местные, Гнилушка — темный антипод благородной Александровской Слободы. Выстроенные по приказу Императора здания либо давно были снесены, либо перестроены до неузнаваемости. Здесь уже не было просторных прямых улиц — лишь извилистые тесные улочки, наполненные народом. Не было ограды, опоясывающей населенную местность. Телеги въезжали на территорию не через ворота, а там, где вознице было удобнее. Что удивительно, сама Гнилушка была застроена сверх всякой меры, дома словно карабкались друг другу на головы. Князь мог бы поклясться, что видел шестиэтажную халупу, сколоченную из грубо отесанных подгнивших досок. Верхние этажи выступали над нижними, а кое — где по соприкасающимся крышам народ ходил словно по проспектам. Да что там люди, по крышам разве что телеги не ездили. И при всем этом кипящая бурной деятельностью Гнилушка словно обрывалась на невидимой, но четко соблюдаемой границе. С приказами Императора даже здесь не рисковали спорить.

— Всё, благородные господа, приехали. Вылазьте из моей телеги. Ты, молодой, — обратился возница к Павлу, — если работа нужна будет, обращайся. Меня можно найти в кабаке Чернобая. Меня не будет — обратись к хозяину. Скажи что к Иннокентию дело имеешь. Для человека, которому хватило смелости облегчить мошну Плечеевых, работа всегда найдётся. А теперь прощевайте.

Возница отвернулся. Слегка хлестнул лошадей и направил телегу к складу, расположившемуся на окраине Гнилушки. Дилмурод взял Павла за рукав.

— С непривычки здесь легко заблудиться, Павел.

Князь уставился на него с изумлением.

— Прости, но здесь я буду называть тебя Павлом и обращаться на ты. По другому в Гнилушке никто не разговаривает.

— Ладно, что поделать. В чужой монастырь…

— Меня здесь следует называть Чернышом, — продолжил наставлять его Дилмурод, увлекая за собой в уличную сутолоку.

— Так куда мы идём, Черныш?

— Ваш отец велел мне привести тебя сюда, сказал, дальше довериться твоему чутью.

Павел вертел головой совершенно ошарашено. Что ж, если отец сказал довериться чутью…

— Ладно, идем куда — нибудь, где можно посидеть. Здесь же есть кабаки?

Дилмурод кивнул и потащил Павла сквозь толпу. Пройдя около сотни шагов, трижды уклонившись от казалось бы неминуемого столкновения с несущейся во весь опор лошадью. Они наконец — то попали в пункт назначения. Таковых оказался кабак, расположенный на втором этаже — на первом была конюшня. Уселись за стол расположенный прям над улицей, на балконе, с которого открывался вид на суетливую Гнилушку. Павел привычно бросил через плечо: