Сын маминои? подруги
Шрифт:
— Да.
— Ну вот, — удовлетворенно кивнул он, будто это все объясняло. — А что мы на улице стоим? Вы же, наверное, замерзли. Проходите в дом! — и он махнул рукой в сторону добротного кирпичного дома — один этаж и мансарда.
Ну да, это Уля замерзла. В зимних ботинках, пуховике и шапке.
А не человек в одних только полосатых трусах. Может, это их местный… ну, сумасшедший? Или он этот… как там их… морж?!
— Проходите, проходите, — он воткнул лопату в сугроб. — Там в доме открыто. А я сейчас дров в баню подкину — и тоже приду.
Он и в самом деле направился в сторону
Он обернулся и замахал ей рукой.
— Идите, Ульяна, идите. Я сейчас, — а потом добавил: — Меня Захар зовут.
Любопытно, почему ей никто не сказал, что у бабушки Настасьи Капитоновны в соседях значится какой-то очень подозрительный, мягко говоря, тип по имени Захар.
Кем бы он ни был, этот Захар, а дом у него оказался очень приятный. Ульяна сама страшно любила именно такие интерьеры — дизайнеры их, как правило, называют скандинавскими. Светло, просторно, дерево, чуть-чуть камня — например, в гостиной был камин. И чуточку хай-тека — куда без него в наше время?
Ульяна сняла ботинки и пошла по светлому полу. Это, похоже, не ламинат, а настоящее дерево, крытое лаком. Ногам было очень приятно. Уля пошевелила пальцам в носках, прошла и поставила рюкзак на стоящий у стены между большими окнами диван.
Она расстегивала пуховик, когда снова стукнула входная дверь.
— Ну что вы, Ульяна, как не родная. Раздевайтесь, располагайтесь, не стесняйтесь! — у нее с плеч потянули пуховик, и Уле пришлось выпустить полы из пальцев. Она обернулась.
Завладевший ее пуховиком хозяин дома уже пристраивал одежду на вешалку. И сам он, слава богу, оделся. На нем были серые трикотажные штаны с широкой резинкой на щиколотках и темно-зеленая футболка. Выглядело вполне прилично. Но Уля пока не могла изгнать из своей головы мужскую фигуру в полосатых трусах и с лопатой в руках.
— Давайте шапку, — Захар протянул руку. — Сейчас будем чай пить. Или, может, пообедаем? Вы не голодная?
Уля сняла шапку, вместе с которой снялась и резинка для волос. Волосы вольно рассыпались по плечам.
— А где моя… в смысле… бабушка… Настасья Капитоновна? — задала Уля самый очевидный в данной ситуации вопрос.
— Я ее в церковь отвез, — Захар забрал у нее и шапку. — На службу. А потом она еще собиралась в наш Дом культуры. У них там сегодня отчетное выступление.
— Чего?! — Ульяна вытаращилась на Захара.
— Настасья Капитоновна в хоре поет, — как о чем-то совершенно обыкновенном сообщил ей Захар. — У них сегодня отчетный концерт хора. Аншлаг.
Уля не могла понять, он это серьезно? Или издевается?
— Я, честно говоря, не большой поклонник хорового пения, — Захар, между тем, уже перебрался в просторную кухонную зону, отделенную от общего пространства барной стойкой. Щелкнул кнопкой чайника. — Но, если вы хотите, могу отвезти. Отсюда до храма километров пять, наверное.
Вот только концерта хора ей не хватает!
Захар вдруг усмехнулся.
— Вы, я вижу, тоже не поклонник хорового пения. я вот волынку люблю, — Захар взял в руки лежащий на
Но звучание было каким-то непривычным. Уля прислушалась, наклонив голову.
— Это волынка?
— Ага, она самая. Так как насчет чая? Или что-нибудь вроде обеда?
Уля повернулась всем корпусом к барной стойке.
— А что у нас на обед?
— Кусок телячьей корейки килограмма на полтора два часа назад был засунут в духовку. И картофель к нему в компанию. Еще есть шикарная квашеная капуста — как раз от вашей бабушки. Ну что, я вас соблазнил?
Уля почувствовала, что от этой фразы у нее стали гореть щеки. Это ведь просто про еду. Но…
Он интересный, этот Захар. Высоченный, широкоплечий, крепкий. Лицо хорошее, не изнеженное, но приятное. И дом такой…
Большой.
Господи, как там было в кино? Оценивающий взгляд! Так смотрят незамужние женщины и милиционеры. Или прокуроры? В прокуроры Уля никогда не хотела идти, хотя ее активно агитировали во время учебы. Но ее работа в государственных органах почему-то не привлекала. Уля любила, когда есть место для маневра. Что поделать, Север маленьких не рождает, а немаленьким людям надо немало места для маневра. Которого как раз в прокуратуре не очень-то много. Шаг вправо, шаг влево — ну и далее по тексту. Но, получается, она смотрит на этого Захара оценивающе. Спросить, что ли, в лоб — женат или нет?
Но вместо этого она бросила взгляд на его руки. Ни на одном из пальцев не было кольца.
— Соблазнил, — Уля услышала, что в ее голос проникла какая-то хрипотца. Кажется, Захар эту хрипотцу услышал. Или заметил взгляд, брошенный на его руки. По крайней мере, у него заметно дернулся угол рта. — Не против быть на ты?
А вслух он сказал:
— Не против. Руки мыть там, — махнул рукой. — Я накрываю на стол.
Они сели обедать за стол, который стоял у окна. Оно было не то, чтобы совсем французским, но большим, и белый заснеженный пейзаж — окна выходили на простиравшееся за домом поле — придавал всему какой-то особенный вкус. Уля поняла, что она благодарна маме за то, что та настояла на ее приезде сюда. Надо будет обязательно маму поблагодарить. И бабке Настасье Капитоновне Уля тоже благодарна — за то, что она оказалась дамой верующей и поющей. Потому что Уле очень нравилось быть там, где она находилась сейчас — за столом у большого окна с видом на заснеженное поле, с тарелкой вкусной еды и с мужчиной напротив. Последнее было, пожалуй, самым приятным.
Ну и что, что в одних трусах снег чистил. Он мужчина крупный.
И, наверное, горячий. Уле очень хотелось прижать ладони к щекам.
Что за мысли? Откуда они?!
Но он и в самом деле необъяснимо волновал ее, этот Захар.
Эти широченные плечи под темно-зеленой футболкой, умный взгляд, крупные руки без колец. И мясо он приготовил просто шикарное!
— Очень вкусно! — Уля сообразила, что она уже минут пять молча ест. Молча и с аппетитом. — Ты настоящий кулинар.
— Да ладно, — отмахнулся Захар. — Хороший кусок мяса трудно испортить.