Сын Наполеона
Шрифт:
Герцог подумал, что эти люди — те самые посланцы, о которых говорила сумасшедшая графиня Камерата. Стоит ли вообще разговаривать с ними? А почему нет, если есть большое желание узнать что-нибудь о Франции… и потом этот старый солдат служил его отцу: можно ли вот так резко оттолкнуть его?
Слуга возвращался, он был уже в нескольких шагах. Герцог подумал о свидании, которое назначил Лизбет, и решил, что можно бы определить тот же день и то же место для встречи с двумя посланцами.
Он предложил им прийти на следующий день, в тот же час, в этот трактир и спросить Фридриха Блюма.
Герцог быстро попрощался с французами и, выпив для виду несколько капель мышьякового настоя,
На следующий день он заявил, что находится в прекрасной форме и хотел бы нанести визит императору. В сопровождении врача и шталмейстера герцог направился в Хофбург.
Во дворце он изо всех сил старался показать, что хорошо себя чувствует, весел и доволен жизнью. Он расточал улыбки и приветствовал всех, с кем встречался и кто спрашивал его о здоровье, независимо от их положения при дворе.
Встреча с дедом была очень сердечной. От Франца-Иосифа скрывали, насколько серьезно болен внук. Старый император, услышав о простуде, добродушно сказал:
— Мальчик взрослеет! В его возрасте у меня часто бывали лихорадка и ломота в суставах. Со временем это пройдет.
Император Австрии не имел ни малейшего представления о медленной смерти, которая притаилась в его внуке.
Распрощавшись с дедом, герцог Рейхштадтский выразил желание пройтись по галереям дворца, говоря, что он давно тут не был и совсем недурно пропитаться духом императорского дома. Нечего и говорить, зачем ему понадобилось «пропитаться духом». Конечно же, его интересовала только юная чтица. Но напрасно он переходил из зала в зал, веля открывать двери апартаментов, спрашивая о той или иной картине или мебели, расположение которых ему хотелось бы вспомнить. Лизбет не было нигде.
Он не осмеливался спросить о ней, сердце жгли зловещие предчувствия. Пора было возвращаться в Шенбрунн. Вдруг он вспомнил о назначенном в трактире «Роза» свидании с двумя французами.
Безрассудно, конечно, одному, без сопровождения, отправляться на подобную встречу, тем не менее герцог решился. Шталмейстер и врач отстали от него, когда он вошел к деду, так как предполагали, что он возвратится в сопровождении офицера дворцовой охраны. Слава Богу, от этого-то он быстро избавился. Один и свободен, чего же еще надо!
Он добрался до знакомой аллеи в парке, ведущей к дому Фридриха Блюма, и нашел его в коридоре, будто тот стоял на часах.
— Ваше Высочество, — сказал он, — два иностранца ожидают вас, утверждая, что вы назначили им встречу. Я не хотел оставлять их одних.
— И правильно сделал, — похвалил его герцог, — оставайся у двери. Если вдруг ты мне понадобишься, я позову тебя.
Герцог Рейхпггадтский вошел. Ждавшие его поднялись и почтительно поклонились. Он пригласил гостей в соседнюю комнату. Ему не хотелось, чтобы их с Лизбет гнездышко было занято. Ведь может статься, что девушка, получив записку, которую он отправил с Карлом Линдером, все же не пропустит назначенного свидания.
Французы представились герцогу.
Это были Ла Виолет и Андре.
Каждый в свою очередь рассказал, что вследствие событий, которые только что произошли в Париже, победивший народ более или менее смирится с наместничеством герцога Орлеанского и, возможно, с временным его повышением до конституционного монарха. Таким образом, перед сыном Наполеона открывается возможность сыграть свою роль и занять подобающее ему место. Речь шла о том, чтобы вернуться во Францию, заявить о себе, представиться французам и предложить возродить наполеоновские традиции. Памяти о его отце, блеске его славы будет достаточно, чтобы уничтожить буржуазного представителя Луи-Филиппа. Весь народ станет
Андре заявил, что как студент он знает умонастроения молодежи в учебных заведениях и большая часть образованного населения Парижа считает необходимым возродить бонапартистскую партию и представить вооруженную Республику, победоносную Республику. И добавил, что в вентах, в которых он принимает участие, герцогу обеспечено большое количество сторонников. Карбонарии располагают значительными силами, особенно в гарнизонах. Если бы он открыто появился в таких французских городах как Гренобль, Безансон или Страсбург, на его выбор, ему не только бы открыли ворота и приветствовали его, но к нему бы еще примкнул солидный контингент солдат, а потом и единодушно присоединилась вся армия. Достаточно двум полкам, будь то в Гренобле или Страсбурге, высказаться за него, как все, кто носит оружие во Франции, бросятся к Наполеону II. Извлекут из сундуков бережно хранимые старые патронташи и орлы.
Ла Виолет гарантировал герцогу Рейхштадтскому поддержку старых солдат его отца, кто еще способен драться. Все те, кто пострадал от сурового режима Реставрации, все те, кто ненавидел монархию Бурбонов, все те, кто взял в руки оружие во время трех славных дней Июля, встанут за него и дадут материальную и моральную поддержку, достаточную, чтобы опрокинуть временный и плохо укрепленный трон Луи-Филиппа.
Герцог внимательно выслушал предложение. Он поблагодарил смелых французов, которые, не побоявшись австрийской полиции, такой бдительной, смогли добраться до него и представить доказательства преданности его сторонников во Франции. Однако добавил, что очень сожалеет, ибо они напрасно подвергали себя такому риску. Он более чем кто-либо уважает славу и традиции своего отца, боготворит знаменитого воина, о котором вспоминает с нежностью. Помнит, как тот поцеловал его в последний раз перед походом в Россию. Он любил отца, от него долго скрывали его историю, но теперь он знает ее всю. Знает, при каких обстоятельствах Наполеон, дав народу гарантию дополнительного акта, был вынужден отречься, бежать, прибыть в Англию, которую считал лояльной.
Герцог объяснил, что не хочет влезать в авантюру, в которой Наполеон потерпел поражение. Хватит ли у него авторитета, чтобы победить сопротивление Палаты депутатов? Как ему противостоять давлению общественного мнения, уже благоприятного по отношению к герцогу Орлеанскому, в котором видят лучшего из республиканцев? Какие ресурсы в людских силах и деньгах мог бы он положить на чашу весов против тех, кому финансисты, политики, генералы, дипломаты доверили корону и судьбу Франции? Он присутствовал на приеме маршала Мезона, посла Франции. Он смог поговорить с его окружением и узнал, что, несомненно, во Франции устали от Бурбонов, но совершенно новая конституционная монархия еще не породила ни раздражающего сравнения, ни обвинений, ни враждебности. Он считает себя, конечно, выразителем идей своего отца, а потому не намерен начинать гражданскую войну во Франции.
Страна едва оправилась от страшных потрясений Июльской революции. Вправе ли он принести ей новые разногласия, ненависть, борьбу? Если бы отец был здесь, он наверняка заставил его отказаться от этого временного предприятия, которое привело бы к роковому концу.
— Не предлагали ли ему, господа, — заметил герцог с горечью, — сбежать из этой ужасной тюрьмы на острове Святой Елены, где англичане издевались над ним? Он не захотел вернуть трон, вновь взбаламутив Францию и всю Европу. Вам хорошо известно, что он отказался. Он счел за лучшее продлить свои мучения, чем развязать гражданскую войну во Франции, и пожертвовал жизнью, отказавшись от любого плана побега…