Сын охотника
Шрифт:
А дорога, хотя возвращались по своей же колее, казалась все более тряской. На болоте было помягче. А в лесу все корни так и ползли, как ожившие удавы, под колеса. Мерген то и знай подходил к своему возу, где лежали лейтенант и снайпер – самые «тяжелые». И как же он обрадовался, когда увидел на лесной поляне забытую кем-то копну сена! Правда, перед погрузкой во дворе санчасти раненых укладывали на солому. Но в пути она так спрессовалась, что уже не смягчала тряски. И теперь хорошо было бы подложить сена, хотя бы под самых
«Копна прошлогодняя, – понял по этой траве Мерген. – В этом году здесь не косили. Ну да хоть и прелое сено, все же будет помягче лежать…»
Обоз остановился. Но, не успев отойти от своей подводы к копне, Мерген заметил выходящих на поляну старшего лейтенанта и бойца. Оба с автоматами, свободно висевшими на груди. У бойца за поясом две гранаты. Боец, положив руки на автомат, остановился метрах в десяти от обоза. А лейтенант подошел к Мергену, видимо, догадался, что тот в обозе старший.
Мерген, привязав вожжи к передку, доложил, как положено по уставу, откуда и куда следует обоз и что он везет. Услышав, что на подводах раненые, лейтенант спросил, кто из них старший по званию.
– Лейтенант Воронов, – ответил Мерген и добавил, что держится тот геройски, несмотря на тяжелые ранения.
Незнакомый лейтенант удовлетворенно кивнул. Прошел по возам, молча открывая лица раненых. Потом вернулся к возу Мергена и спросил Воронова, может ли тот говорить.
– Говорить – не бегать, – ответил Воронов. – Это единственное, что мне осталось. – Он рассказал о своих ранах и, чуть повернув голову, попросил у незнакомца закурить.
– Только трофей, – ответил тот коротко и достал немецкие сигареты.
– Из принципа не курю фашистских! – отвернулся Воронов.
Старший лейтенант только руками развел, мол, других нет.
– Постройте личный состав, – приказал незнакомец Мергену.
– Зачем это, старший лейтенант? – раздраженно спросил Воронов.
– Проверка документов, – холодно отрезал тот.
– А вы-то сами откуда?
Старший лейтенант перед самыми глазами раненого раскрыл удостоверение особиста.
– Ну, ну, валяйте. Ваше дело такое. Только странно это, среди леса – документы проверяете.
– Вы находитесь в расположении нашей части, – ответил старший лейтенант и взмахом руки подозвал своего бойца.
– Почему стоите? – крикнул старший лейтенант на Мергена, который действительно застыл в какой-то нелепой позе. Казалось, он собрался присесть. – Выполнять!
Мерген выпрямился, козырнул и, махнув рукой, позвал к себе ездовых.
– Строиться! Быстро! Быстро! – громко командовал он.
А Ризамату, несмотря на то, что тот уже был почти рядом, Мерген добавил:
– Тянешься, как старая кляча! – и, еще раз махнув рукой, сердито сказал что-то по-узбекски, который он немного освоил за месяц дружбы
Все четверо ездовых встали в ряд. Боец, пришедший со старшим лейтенантом, стоял между возами и строем ездовых, держа руки на автомате, а его командир стал проверять документы. Он не спеша подошел к Мергену и долго рассматривал армейскую книжку. Молча вернул ее. Подошел к Ризамату.
Мерген тем временем впился взглядом в след сапога, оставленный старшим лейтенантом.
Еще в тот момент, когда незнакомец остановился возле телеги и заговорил с раненым командиром, Мерген обратил внимание на отпечатки сапога незнакомца. Внешне сапог ничем не отлнчался от русского, но он был на немецкой подошве. Охотничий глаз Мергена сразу это засек. А когда старший лейтенант предложил Воронову немецкие сигареты, настороженность Мергена удвоилась. Мерген брезговал всем немецким и презирал тех, кто пользовался вещами, отбитыми у фашистов. Но все это были только чувства. По долгу же службы Мерген обязан был беспрекословно подчиняться старшему по званию. Он это и делал. И все-таки улучил момент, когда поторапливал Ризамата, под видом ругани сказать ему по-узбекски: «Будь начеку!» Был у них такой уговор.
Однажды они с Ризаматом случайно въехали во вражескую зону. Как только лошади Мергена выехали из леса и пересекли ручей, Мерген заметил немцев с автоматами. Он махнул кнутом на лошадей, чтобы двигались быстрей, а вожжами наоборот придерживал их, словно останавливал. А обернувшись назад и сообразив, что Ризамата немцы еще не заметили, он махнул рукой, будто торопил отстававшего, а крикнул по-узбекски:
– Назад! Враги!
Ризамат не понял его и во внимание взял только жест. Подстегнул лошадей, и те рванули вперед. Мерген соскочил на другую сторону брички и нырнул в кусты, крича:
– Ризамат! Немцы, немцы!
Гитлеровцы ударили по Мергену из автоматов, и только тогда Ризамат понял, что надо было слушаться словесного предупреждения. Спрыгнул с воза. Но его ранили.
Лошади с пустыми возами достались тогда фашистам. А Мерген и Ризамат, проученные этим случаем, уговорились принимать во внимание только слова, хотя бы они и были прямо противоположными жестам.
Ризамат сейчас принял приказ быть начеку. Но не понимая, что имеет в виду его командир, все время внимательно на него посматривал.
А старший лейтенант, проверив документы и вернув их бойцам, спросил у Мергена, есть ли в обозе носилки. И когда Мерген доложил, что носилок нет, тот, озабоченно нахмурившись, приказал немедленно сделать носилки и вернулся к Воронову.
– Зачем вам носилки? – удивленно спросил Воронов.
– Мы понесем вас, товарищ лейтенант, – бодро ответил незнакомец. – На этой колымаге вас не довезут до госпиталя. Вы захлебнетесь собственной кровью при первом же сильном крене. В медицине я кое-что понимаю.