Сын Петра. Том 1. Бесенок

Ланцов Михаил Алексеевич

Из чего проистекала главная проблема — как бы он не старался все одно заметят, что он иной. Что он сильно поменялся. И что пытается это скрыть, вызвав этим только дополнительные подозрения в чем-то совсем скверном. Причем произойдет это довольно быстро. То есть, тихо пересидеть и адаптироваться он не мог в принципе. Ему бы не дали.

Именно поэтому Алексей выбрал стратегию «выхода в софиты».

— Странный? Да, странный. И че?

Это влекло за собой проблемы, подставляя его под обязательный удар. Но так и затаившись удара не избежать. Только в этом случае, находясь в фокусе общественного

внимания, злоумышленникам становилось сложнее быстро и просто «порешать этот вопрос». Он всегда на виду. Как фактически, так и фигурально. Он нем же вся Москва говорит, обсуждая его очередные выходки. И если он внезапно пропадет или с ним что-то случится — вопросов будет — замучаешься отвечать. И это — как минимум.

Но это все требовало усилий. И не малых. Ведь игра в «светского львенка» вынуждал его старательно и непрерывно зарабатывать баллы репутации. В глазах нужных людей, в первую очередь. Но и с общественным мнением работать — чудя, так сказать, на показ. Причем чудя грамотно.

Для него это была не типичная стратегия. И он сам, и люди его профессии предпочитали находится в тени. Однако в текущей ситуации у него оставалось выбора. Именно поэтому он так старательно собирал информацию и работал со слугами. Именно поэтому и напрягся сейчас, идя к какому-то неведомому гостю. Настолько напрягся, что даже хотел развернуться и вернуться в свои покои, сославшись на понос миокарда с вот таким рубцом или что-то аналогичное. Слишком уж это было похоже на предательство со стороны тети.

Параноидально?

Может быть. Но так быстро заканчивать эту партию ему совсем не хотелось…

Впрочем, царевич дошел до места назначения. Шел он медленно, потому что не хотел, но пришел быстро, потому что было недалеко. Слишком быстро…

Слуга открыл перед Алексеем дверь.

Он вошел в помещение предельно напряженным и готовым в любой момент действовать. Как угодно. Хоть в окошко прыгать, уходя от прямой угрозы. Однако обнаружил внутри только тетю, беседующую с мамой. Приватно. Потому что здесь больше никого и не имелось. Причем вид у них не был враждебный или конфликтный. Да, на подружек они не походили, но и не шипели друг на друга.

— Мама? — удивленно спросил он как-то даже растерявшись.

— Сынок. Рада тебя видеть.

— Я тоже. — без всякой радости в голосе ответил парень.

— Я соскучилась.

Алексей промолчал. Вступать в эту игру он не собирался. Поэтому тетя, выждав паузу, произнесла:

— Присаживайся. Мама хочет с тобой поговорить.

— О чем же? И зачем такая таинственность? Я уже подумал, что меня собираются посвящать в рыцари кислых щей.

— Почему сразу кислых щей? — улыбнувшись шутке племянника, спросила тетя. — Может быть сбитня? Он ведь тебе нравится больше.

— Я хочу, чтобы ты вернулся домой. — встряла Евдокия Федоровна.

— Благое желание, но нет. — ответил Алексей. И обращаясь к своей тете, хотел продолжить развивать глупую шутку, однако мама скороговоркой выпалила:

— Я пообещала твоей тете, что у тебя будет все потребное для учебы. И учителя, и книги, и мастерская.

— Мам, зачем ты меня обманываешь? Или ты думаешь, что я не знаю о вашем желании устроить изгнание демонов из меня? Отчитка или экзорцизм. Так это кажется правильно

называется? Ты удивлена? Отчего же? О том, что вы обсуждали на семейном совете уже даже золотари в Москве знают. У Лопухиных ведь язык без костей. Ну или скорее без мозгов, потому что они треплют им где попало. Иной раз даже думается, что улицу ими мести много лучше, чем метлой.

Евдокия Федоровна замерла с открытым ртом. На полуслове. Так как слова сына застали ее врасплох.

— Что случилось? Я все испортил? — нарушив неловкую паузу язвительно спросил Алексей.

— Ты все не так понял…

— Что именно я не так понял? Я изменился. Это факт. Вас это пугает. Это тоже факт. И вы думаете, что я одержим. А потому полагаете, что меня нужно спасать. Что я понял не так?

— Это для твоего же блага.

— Ах вот уже как? Сначала не договариваешь. Потом отрицаешь. Теперь оправдываешься. На что ты рассчитываешь, мам? Нет. Я тебе не верю.

— Родной матери?

— Причем тут это? Ты ведь меня уже обманывала. Что помешает тебе это сделать вновь?

— Сынок… Я же твоя мать. Я же не желаю тебе дурного.

— Не желаешь? Допустим. Докажи.

— Как?

— Вот ты говоришь, что сделаешь все для моей учебы. А раньше нос воротила от немецкой учености, называя ее еретической. Докажи, что теперь нос не воротишь. Надень вместе с тетей Натальей немецкое платье, и давай отправимся втроем на Кукуй. Погуляем там. Пообщаемся с людьми. Посмотрим, как они там живут, чем дышат.

— Но это же безумие! — воскликнула царица.

— А не безумие отдавать родного сына палачам по надуманным причинам?

— Каким палачам? — опешила царица.

— По словам этих болванов бес ведь во мне сидит матерый. И скорее всего молитвами его не вытравить. Так что нужно будет принимать более серьезные меры. Сажать меня на хлеб и воду. Применять пытки для ослабления беса. Дыбу, порку и прочее.

Алексей соврал, вплетая вымысел в правду, целенаправленно атакуя своих «потерявших берега» родичей. И вынуждая их переходить от нападения к оправданиям.

Опровергнуть эту ложь у тети не было желания, а у мамы возможности. Поэтому Евдокия Федоровна просто воскликнула:

— Я ничего такого не слышала!

— Все может быть. Но об этих намерениях уже на торговых рядах вовсю шепчутся. Может они подобное обсуждали уже без тебя.

— Я клянусь! Чем хочешь клянусь, что я не знала!

— Если хочешь проводить обряд экзорцизма, то, я думаю, его стоит проводить тут, под надзором людей, которые не допустят безумств со стороны этих шутов. И да, если что, — отпив из бокала, сказал Алексей, — это святая вода. Можешь уточнить у духовника.

Мама ничего не ответила, залипнув взглядом на бокале.

Царевич же вполне вежливо попрощался с женщинами и вышел.

— Алексей пока останется у меня. — достаточно холодно произнесла Наталья Алексеевна, когда дверь закрылась.

— Разумеется! — воскликнула Евдокия Федоровна. — Вот уроды! Это же надо такое удумать?! И ведь все отрицать станут!

— Ты правда не знала?

— Вот тебе крест! — широко перекрестилась царица и поцеловала нательный крест. — Пусть я вечно гореть в аду буду, если соврала. Или ты думаешь, что я бы пошла на такое? Это же мой сын!