Сын повелителя сирот

Джонсон Адам

– Пойдем, – сказал Чон До, – надо доставить тебя к капитану, он наложит тебе пару швов.

– Шутишь? Я ведь герой. Могу пойти теперь и в больницу.

* * *

Когда «Чонма» снова покинула порт, на борту уже были новые портреты Вождей – Ким Ир Сена и Ким Чен Ира. У них появился новый стол на камбузе, а еще туалет – герою не пристало ходить в ведро, хотя герои Северной Кореи терпели и не такие лишения и не жаловались. Им выдали новый флаг КНДР, который они спустили, отойдя от берега на одиннадцать километров.

Капитан был в приподнятом настроении. На палубе их ждал

новый ящик, и, поставив на него ногу, капитан созвал всю команду. Из ящика он первым делом вытащил ручную гранату.

– Это, – сказал он, – мне дали на тот случай, если американцы вернутся. Мне было велено бросить ее в кормовой трюм и погубить нашу дорогую «Чонма».

Чон До был потрясен.

– Почему не бросить ее в машинное отделение?

Машинист метнул на него красноречивый взгляд.

Вдруг капитан выбросил гранату в море, и она почти бесшумно погрузилась в воду. Обратившись к Чон До, он сказал:

– Не беспокойся, я бы сначала постучался.

Капитан откинул ногой крышку ящика – внутри оказалась спасательная шлюпка, явно позаимствованная со старого советского пассажирского самолета. Когда-то она была оранжевой, но теперь выцвела до бледно-розового, и рядом с красной ручкой значилась угрожающая надпись о том, что нельзя курить во время раскрытия шлюпки.

– После того как граната рванет, и наш милый корабль скроется под волнами, мне приказано использовать вот это, чтобы сберечь жизнь присутствующего здесь героя. Не мне говорить вам о доверии и великой чести, оказанных нам.

Второй помощник осторожно шагнул вперед, словно эта штуковина внушала ему страх, и взглянул на надпись на русском языке.

– Она больше, чем та другая, – сказал он.

– В эту шлюпку поместится целый самолет, – подтвердил машинист. – Или величие одного героя.

– Да, – поддержал его первый помощник. – Я, со своей стороны, почту за честь бороздить воды в этой шлюпке бок о бок с истинным Героем Вечной Революции.

Но капитан еще не закончил.

– Кстати, думаю, пора сделать третьего помощника официальным членом нашей команды.

Он достал из кармана сложенный лист вощеной бумаги. Внутри были девять тонких швейных иголок, соединенных вместе. Кончики игл почернели от многочисленных татуировок.

– Я не русский, – обратился к Чон До капитан, – но, увидишь, я сумел наловчиться. Кроме того, здесь нечего беспокоиться о том, что чернила замерзнут.

В камбузе они посадили Чон До на стол и велели ему снять рубашку. Когда лоцман увидел голую грудь Чон До, он сказал:

– А, девственник, – и все рассмеялись.

– Слушайте, – заволновался Чон До, – может, не стоит этого делать? Я ведь даже не женат.

– Расслабься, – успокоил его капитан. – Я изображу у тебя на груди самую прекрасную жену в мире.

Пока лоцман и первый помощник листали календарь с фотографиями актрисы Сан Мун, капитан насыпал немного чернильного порошка на ложку и смешал с несколькими каплями воды. Календарь уже давно висел в рубке, но Чон До никогда не обращал на него внимания, потому что от него несло патриотизмом, о котором вопили репродукторы. За всю свою жизнь он посмотрел не больше двух фильмов, да и то краем глаза, – это были китайские военные фильмы, которые демонстрировали его отряду в армии

во время плохой погоды. Конечно, вокруг были плакаты с кадрам и из фильмов, где играла Сан Мун, но его они не привлекали. Теперь, когда первый помощник и лоцман просматривали календарь, обсуждая, какое выражение лица больше подходит для татуировки, он с завистью слушал, как они вспоминают известные сцены и слова народной артистки Северной Кореи. Он заметил глубину и грусть во взгляде Сан Мун, бледные черты ее лица говорили о несгибаемой воле и решимости перед лицом трудностей, и ему пришлось приложить все силы, чтобы не вспоминать о Румине. И вдруг мысль о портрете, о любом человеке, чье лицо всегда будет рядом с твоим сердцем, показалась ему такой желанной. Почему мы не делаем себе татуировки всех людей, которые что-то значат для нас? И тут Чон До вспомнил, что у него нет такого человека, вот почему ему придется носить на себе изображение какой-то актрисы из календаря, висевшего в рубке рыбацкого судна.

– Если она такая известная, – сказал Чон До, – все в Северной Корее узнают ее и поймут, что она не моя жена.

– Татуировка, – заметил капитан, – предназначена для американцев и южнокорейцев. А для них это просто женское лицо.

– Честно говоря, – не унимался Чон До, – я даже не понимаю, зачем вы это делаете, зачем рисовать лицо своей жены на груди?

– Затем, что ты рыбак, вот зачем, – ответил второй помощник.

– Чтобы опознать твое тело, – ответил лоцман.

– Стоит о ней подумать – и вот она тут, – добавил немногословный машинист.

– Да, очень благородно, – согласился первый помощник. – На самом деле это нужно для того, чтобы женам жилось спокойнее. Они думают, что ни одна женщина не станет спать с мужчиной, у которого на груди такая татуировка, хотя есть и другие способы, девушки попадаются разные.

– Есть только одна причина, – возразил капитан. – Потому что так она навсегда останется в твоем сердце.

Чон До задумался. Ему хотелось задать детский вопрос, который выдал бы в нем человека, не знавшего любви.

– Значит теперь Сан Мун всегда будет в моем сердце? – спросил он.

– О, наш юный третий помощник, – объяснил ему капитан, улыбаясь остальным. – Она актриса. Эти фильмы показывают не ее, а лишь тех героинь, которых она в них играет.

– Я не видел ее фильмов, – признался Чон До.

– Вот и прекрасно, – произнес капитан. – Не о чем беспокоиться.

– Странное у нее имя – Сан Мун, – сказал Чон До.

– Она же знаменитость, – возразил капитан. – Думаю, у всех янбанов в Пхеньяне странные имена.

Они выбрали кадр из фильма «Падение тирана». Это был крупный план, но вместо того чтобы с чувством долга смотреть в сторону далекого империалистического врага или на гору Пэктусан в ожидании наставлений, Сан Мун смотрела на зрителей – с почтением и трепетом предвкушая то, что им предстоит вместе пережить на протяжении всего фильма.

Лоцман держал календарь, и капитан начал с ее глаз. У него была хорошая техника – он проводил иглами в обратном направлении, словно расчесывая кожу, будто завязывал боцманский узел. Так боли было меньше, а кончики игл вонзались в кожу под углом, скрепляя чернила. Влажной тряпкой капитан смывал чернильные пятна и кровь.