Сын скотьего Бога(CИ)
Шрифт:
Сайми вздохнула. У всех в этом городе было дело, кроме нее. Выйти вот украдкой вслед за Волхом — и снова к себе в землянку, как в звериную нору… Она напоследок взглянула на княжьи хоромы. И вдруг увидела Волха, стоящего под собственными окнами. У него был такой же одинокий и неприкаянный вид.
Бельд тоже заметил князя. Они с Сайми обменялись понимающими взглядами. Иногда Сайми казалось, что сакс давно заключил с ней молчаливый союз за спиной у своего друга. Их одинаково беспокоила его судьба. Но и Бельд не рискнул подойти к
А Волх действительно не спешил домой. Из окон доносился истошный детский плач и сварливые бабьи крики. И то и другое раздражало и вызывало недоумение. Его семья? Эта толстая, глупая, злая женщина — его жена?
В хоромах хозяйничала Ялгава. Волх умел быть властным, но заключенной в жене животной силы боялся и предпочитал с ней не связываться. Он не мешал Ялгаве тиранить служанок. С особым удовольствием та изводила Ильмерь. С самого начала Ялгава решила, что унижения гордой пленницы приятны Волху, — вот и старалась, дура, изо всех сил. Волх ей не мешал. Он тоже думал пять лет назад, что будет упиваться властью над Ильмерью.
И что же? Она принадлежала ему — но совсем не так, как он мечтал. Конечно, любой ночью он мог войти к своей рабыне и заставить ее подчиниться. Он так и собирался вначале сделать — еще тогда, когда они втроем жили в землянке Тумантая, и Ильмерь была невольной свидетельницей его ночей с Ялгавой. Пусть поняла бы, что она — всего лишь одна из многих доступных ему женщин!
Но Волх заранее знал, с каким лицом Ильмерь вытерпит насилие. Она состроит такую брезгливую, холодную и отрешенную гримасу, как будто к ней прикоснулся паук, а не мужчина. И как после этого жить?
Любил ли он ее? Хотел ли он ее — спустя пять лет жизни под одной крышей? Таких вопросов Волх себе не задавал. Но чувство сидело в нем занозой — неопределенное, невысказанное и оттого вдвойне мучительное. Оно разъедало желчью, отравляло кровь, точило изнутри.
Как глупо он выглядел сейчас, торча попрошайкой у крыльца своего дома! Вот и Бельд с Сайми кидают на него сочувственные взгляды. Как ненавистна ему эта жалость! Чувствуя себя загнанным в тупик, Волх пошел на крики.
Ребенок — чернявая четырехлетняя девочка — билась в истерике на полу. Ялгава, красная и растрепанная, как лесная ведьма, визжала, путая словенские и чудские слова. У стены стояла Ильмерь.
Если бы она хоть подурнела, годами вынося помои! Но эти пять лет она словно проспала, а не прожила. И годы пронеслись мимо, и ей по-прежнему восемнадцать.
— Что ты голосишь? — сквозь зубы спросил Волх у жены.
— Да как же! Эта сука! Она всех, всех нас извести хочет! Ребенку твоему смерти желает! Тварь, тварь!
— Сама тварь, сама ребенка изводишь, — вяло огрызнулась Ильмерь.
— Не дерзи княгине, — так же вяло ответил Волх. Как же достали его
— Да ничего она не сделала! Рубахи в корыте скисли! В углах паутина! А она только жрет и спит, бока отъела!
Волх не сдержался и фыркнул. Кто из двух женщин отъел бока, было видно невооруженным глазом.
— Сама жирная свинья, — вставила Ильмерь, словно почувствовав его поддержку. Тогда Волх подошел к ней и дал пощечину. Несильную, только чтобы поставить на место. Как обычно. И Ильмерь, как обычно, презрительно скривилась. Волх начал злиться по-настоящему.
— Я же сказал, не смей дерзить княгине!
— А если буду? — прищурилась Ильмерь. — Тогда что? Убьешь? Ну, убей.
Волх почувствовал себя совершенно беспомощным и чтобы скрыть это, набросился на жену.
— И тебя прибью, если не прекратишь орать!
Та возмущенно раскрыла рот и тоже бы за словом в карман не полезла. Но тут за дверью раздались крики:
— Волх Словенич!
В горницу ворвался Клянча.
Спустя пять лет ближайший друг детства стал совсем взрослым — крепко сколоченным, плечистым мужчиной с курчавой каштановой бородой. Он женился на чудянке, и та родила ему троих детей, которых Клянча обожал. Но синие глаза по-прежнему смотрели по-мальчишески весело и бесшабашно. И никакими силами нельзя было отучить его звать князя ненавистным отчеством.
— Волх Словенич, ты стоишь? Так ты сядь! В городе гости! Прибыло посольство из Словенска!
Это прозвучало как обухом по голове. Волх и Ильмерь одинаково побледнели и впервые за пять лет посмотрели друг другу прямо в глаза. Он — упрямо, она — с вызовом. Ничего не понимающая, но чующая тревогу Ялгава подхватила на руки ребенка.
— Где они? — спросил Волх, нервно сжимая кулак.
— У ворот! Просят разрешения войти.
— А кто в посольстве? Ты их знаешь?
— Почти всех. Сокол, Мичура, Доброжён…
Волх кивнул. Клянча называл дружинников Словена. Мичура — отец Алахаря. У других тоже дети ушли с Волхом. И теперь эти взрослые, бородатые дядьки ждут у ворот, пока им разрешат войти… Это была как бы очередная победа над Словеном.
— Пусть ждут меня в передних хоромах, — велел Волх. Ты, — сказал он, не глядя на жену, — чтоб из горницы ни шагу. А ты, — он взглянул на Ильмерь, и его осенила злая мысль, — когда позову, принесешь нам выпить.
Передние хоромы были нежилыми. Они были построены специально для советов и пиров. Так было заведено и в Словенске, но у новгородцев не было ни терпения, ни умения обустроить все так же красиво и удобно. Поэтому усталые гости оказались в довольно темном помещении, где не было даже лавок. Пришлось переминаться с ноги на ногу, ожидая Волха.
Наконец тот явился в сопровождении Клянчи и Бельда. На плечах Волха красовался богатый меховой плащ из Тумантаевых сундуков.
— Здорово, словене!