Сын Спартака
Шрифт:
Когда все было готово, Цезарь отдал приказ выступать, и длинная колонна двинулась вперед двумя отрядами. Первым командовал Цезарь, вторым – легат Бальб. Впереди каждого отряда шла кавалерия, за ней командир, его штат писарей, потом пехота. Последним ехал обоз с охраной. Марк повернулся в седле, надеясь увидеть Децима, но в общей массе фургонов, двигавшихся позади легионеров, невозможно было его различить.
Жители Аримина стояли вдоль дороги, по которой шла армия. Жены, возлюбленные, дети и просто любопытные смотрели, как солдаты шлепают по грязной тропе из лагеря и выходят на дорогу, ведущую на север и на юг. Если бы было тепло, зрители радостно кричали
– Береги себя, Марк.
Он придержал коня и подъехал к ней:
– Не беспокойся обо мне.
– Присмотри за дядей.
– За ним? – улыбнулся Марк. – Цезарь сам знает, как за собой присмотреть. Верь мне.
Порция засмеялась и сказала, понизив голос:
– И позаботься о Квинте, если можешь…
Она вернулась к остальным провожающим. Марк щелкнул языком и дернул поводья, торопясь догнать штабных писарей Цезаря. Впереди кавалерия из отряда Цезаря, около пятисот всадников, повернула на север. Остальные последовали за ними, ускоряя шаг на мощеной дороге. Когда прогромыхали последние фургоны колонны Цезаря, Бальб и его отряд повернули на юг.
Марк оглянулся, и его поразило зрелище двух упорядоченных колонн, идущих на войну. Слышны были топот копыт, скрип подбитых гвоздями ботинок и грохот тяжелых фургонов. Потом он вспомнил, какова была цель этого похода: сокрушить мятежников и навсегда покончить с легендой о Спартаке. Марк уставился в спину Цезаря, который сидел выпрямившись в седле и смотрел вперед, думая только об одном – любой ценой завоевать славу и популярность.
XII
Луп выбился из сил. Они шли уже три дня и только теперь приблизились к главному лагерю мятежников. Три дня они взбирались по крутым тропам, зачастую теряющимся в низких облаках, скрывающих вершины Апеннин. Луп даже не надеялся запомнить маршрут. Сначала он пытался запоминать его на случай, если удастся убежать и найти обратную дорогу, чтобы соединиться с Марком и другими телохранителями его хозяина. Несмотря на облака и снежную пургу, время от времени заметавшую тропинки, Мандрак и его люди уверенно и безошибочно шли к месту назначения. Тропинки были слишком трудные для всадников, поэтому Мандрак приказал им продолжать набеги на виллы и фермы, чтобы освободить еще больше рабов и раздобыть еду. По пути Луп видел совсем мало местных жителей. Лишь несколько пастухов приветствовали Мандрака и его банду и предлагали еду и кров. Другие просто поворачивались и убегали.
Они прошли через небольшую горную деревню над рекой. Она была слишком бедна, чтобы кто-то здесь имел рабов. Жители просто робко смотрели, как идут мятежники. Они не пытались задержать их и даже не закрыли ворота в низкой крошащейся стене, что когда-то защищала деревню. Глядя по сторонам, Луп видел, что люди бедны и голодны и, наверное, жизнь у них такая же тяжелая, как у тех рабов, что проходили мимо. Было ясно,
Наконец голодные и уставшие как собаки, со стертыми ногами, мятежники подошли к главному лагерю. Когда первые тени сумерек опустились на горы, Мандрак остановил своих людей и подозвал Лупа. Мальчик с опаской подошел к нему, и Мандрак улыбнулся. Его улыбка была похожа на волчий оскал.
– Сейчас ты увидишь, почему римляне никогда не победят нас.
Он повел рукой вокруг себя. Они стояли в неглубокой долине чуть выше снеговой линии. По обеим сторонам высились покрытые лесом склоны, в конце долины они соединялись, словно образуя полусферу. Никаких признаков поселения или какой-то жизни, только небольшой ручей у подножия скал слева. Вода стекала по скалам, проложив себе путь на дно долины. Местами вода замерзла, оставив на пути сверкающие льдины, но продолжала течь поверх них, делая эти льдины больше. Место было пустынным, и Луп поежился.
Раньше ему очень хотелось снова оказаться в доме Цезаря в Риме. Он мысленно проклинал тот день, когда хозяин взял его с собой в Аримин. Но потом он понял, что люди, захватившие его в плен, совсем не такие, как он о них думал. Поначалу они пугали его, и он боялся за свою жизнь. Понадобилось время, чтобы он поверил, что ему не причинят вреда. Каждую ночь Мандрак и его люди садились вокруг костра, утоляя голод едой, раздобытой в предыдущие дни, добродушно переговариваясь, а позже засыпали. Они делили еду с Лупом и обращались с ним с грубоватой нежностью, которая удивляла его.
– Теперь, парень, ты свободен! – с усмешкой сказал Мандрак, когда они ставили лагерь в первую ночь. – Больше не будет хозяев со своими приказами. Здесь мы все – товарищи. Нет хозяев, нет рабов. Мы живем тем, что дает земля, и за счет тех, кто использует рабов для обогащения. Скоро ты к этому привыкнешь. Наверное, ты все еще немного нервничаешь?
Луп кивнул.
– Успокойся. Никто тебя не съест. Кстати… – Мандрак порылся в мешке и вынул хлеб и кусок сыра. – Вот. Съешь это. Тебе нужны силы.
– Спасибо.
Луп придвинулся ближе к огню. По всему его усталому телу разлилось тепло. Он проглотил первый кусок и повернулся к Мандраку:
– Что будет со мной после того, как ты отведешь меня к Бриксу?
– Это решит Брикс, – ответил Мандрак и откусил немного от полоски вяленого мяса. – Он захочет расспросить тебя о Цезаре и о твоем друге Марке, прежде чем решит, что делать дальше. Готов поспорить, он предложит тебе присоединиться к нам.
– А если я откажусь?
– Ты не откажешься. Поверь мне. Когда ты поймешь суть нашего дела, когда Брикс объяснит тебе свои планы, ты сам захочешь остаться и бороться вместе с нами, чтобы покончить с рабством.
– Похоже, ты очень уверен в этом.
– Просто Брикс может быть очень убедительным. И наверное, будет умнее не отвергать его предложение.
Луп кивнул, поел еще и снова заговорил:
– Хотя я был рабом, со мной хорошо обращались.
– Тебе повезло, – пробормотал Мандрак. – Но большинство рабов не такие избалованные, как ты, Луп. Большинство трудились до изнеможения, до смерти. Многие в рудниках и на фермах. Это худшие места. Я был там, пока Спартак и его люди не нашли меня много лет назад. С тех пор я свободен. Да, за мной охотились, и я часто спрашивал себя, как долго это продлится. Но я все еще свободен, у меня жена и две дочери, и они не знают, что такое рабство.