Сын своего отца
Шрифт:
Слава взяла стакан, стараясь не соприкасаться с пальцами Ивана. Осторожничает…
Не подозревая, что с каждой проходящей минутой его интерес к ней только подогревается. Всем. Её взглядами, неторопливой речью. Запахом.
Если раньше Иваном двигали низменные инстинкты, сейчас пришла осознанность. Ещё не полная. Но чем больше времени он проводил в обществе Веснушки, тем сильнее в нем пробуждалась некая незнакомая ему потребность. В чем именно она заключалась – он и будет сейчас разбираться.
– Хм… Я вас предупредила. Дальше… как
Всё-таки она очаровательна.
Иван пять минут назад взял её насильно, а эта девочка его о чем-то ещё и предупреждает.
И где такие водятся?
Слава некоторое время смотрела на стакан, словно в нем не виски было налито, а яд. Потом снова сокрушенно выдохнула и решительно поднесла стакан ко рту. Иван не пил – наблюдал за ней. Не мог оторваться от девочки и всё тут.
Неужели невестка оказалась права? И он, как в своё время Дмитрич, сходу встрял?
Слава выпила, сильно морщась, потом прижала тыльную сторону ладони к губам, приходя в себя. Иван тоже выпил, попутно отмечая, что алкоголь пока не брал. Его организму была присуща некая черта: если того требовали обстоятельства, он мог пить, не пьянея.
Пока сам не определился, каким хочет по итогу быть: пьяным или слегка хмельным.
– Я ненавижу армию, – Веснушка начала говорить без его прямых вопросов. – Ненавижу всё, что связано с ней. Мой отец был военным… И из-за этого я жила не с ним. Вы военные – нехорошие люди. Возможно, не все, но многие. И не говорите мне, что военные не воюют, а защищают! Я столько раз слышала это, что…
Она махнула рукой, в которой по-прежнему находился стакан.
– Значит, ты, Слава, пацифистка.
А он военный. Сросшийся с армией человек…
– Угу. Наверное. Я не знаю. Не думала об этом. Потому что пацифизм – очень громко сказано. А я довольно скромный человек и… Ой, вот видите, я говорила, что неадекватно реагирую. Дальше будет хуже.
Разговорчивость девушки только ему на руку. Иван даже подался вперед, впитывая в себя информацию, которую она ему давала.
– Если ты не приемлешь ничего военного, как ты оказалась на закрытой базе и почему сказала, что лучше бы пошла в тюрьму? Какое преступление ты совершила?
Слава покачала головой, отворачиваясь.
А вот это зря.
Ивану не понравилась её реакция.
– Скажешь – и мы решим вопрос. Я накосячил с тобой и хочу исправить ситуацию. Хочу помочь. Веснушка, сама знаешь, где мы живем. Моя протекция дорогого стоит.
Она обмолвилась, что узнала его. Значит и про его возможности наслышана. Конечно, не про все. Про всё то, что может семейство Ковалей, знали единицы. Остальным – ни к чему. Крепче спят.
Но даже то, что всплывало наружу, впечатляло.
Поэтому девочка должна понимать, что его предложение о помощи – не для красного словца. Иван после разговора, каким бы он по итогу ни оказался, сделает звонок, и уже через пару часов у этой зазнобы будет подчищена биография. Весь негатив исчезнет, причем изо всех баз. Иван и себе ничего
У него на неё другие планы.
– Ваша протекция… Ну да, – девушка вспомнила, что у неё в руках стакан, потянулась, поставила его на столик. При движениях лямка майки немного съехала с плеча, и глаза Ивана сразу же метнулись к небольшой, едва заметной ложбинке между грудями. Хороша…
– Скажите, вам знакома фамилия Ставрис?
По спине Ивана пробежался легкий холодок. Колкий, едва ощутимый. Такое часто бывало, когда он подходил к некой черте, требующей от него неоднозначного решения. Или когда он долго работал над тяжелым проектом и, наконец, достигал результата, полностью удовлетворяющего Коваля.
И да, ему была хорошо знакома озвученная фамилия.
– Вот, – между тем продолжила девушка, не замечая его тягучего молчания. – Моё полное имя Ярослава Ставрис.
Глава 7
Млять.
Другие слова закончились разом.
Иван взял бутылку и выпил прямо из горла. Теперь они пьют таким образом.
– Ты внучка Георга Ставриса.
Он не спрашивал.
Он утверждал.
– Угу.
– И какого ты… – Иван снова притормозил себя, хотя желание проораться росло в геометрической прогрессии.
Вскочив на ноги, развернулся на пятках и прошел к окну.
Вечерело…
Ещё не темнело, но природа уже лениво разбрасывала предзакатные краски. Ваня любил эти места. Красивые… Завораживающие своей первобытной тишиной и величием. Отчасти поэтому он запретил трогать леса. Восстановили охотничьи угодья, несколько озер. В пруды запустили рыбу. Он даже сам периодически рыбачил, чтобы полностью отвлечься от рабочей суеты. Вырубал телефоны, оставлял только спутниковый маяк, и то тот, который был настроен на спутники, принадлежащие его семье.
Большинство знакомых привыкли видеть Ивана Коваля другим. В хорошем настроении он часто балагурил, особенно в прошлом. Сейчас – пореже. Потому что даже в клубах начал отрываться иначе. Всё реже посещал общественные зоны, всё чаще выбирал ВИП-кабины. И тишину.
Если же у него было настроение, чтобы никто не доставал – тут и вовсе другой разговор. Он летел или к океану, или в горы. В последнее время увлекся скалолазанием. Жаль, времени маловато, и с каждым годом почему-то на себя оставалось всё меньше и меньше.
Постоянная жажда получить большее не покидала Ивана.
– Значит, Ставрис, – негромко проговорил он, по-прежнему смотря в окно.
Патруль приступил к вечернему обходу.
Коваль ни к кому не обращался. Картинка медленно, но верно складывалась у него в голове.
Они были мальцами, дед – Иван Гаврилович Коваль, в честь которого его, кстати, и назвали, – частенько брал их с собой. На эту базу в том числе. Дедушка у них был интересным товарищем. И прожил яркую, неординарную жизнь, такую же желал и своим внукам.