Сын Тишайшего
Шрифт:
Это я так объяснил Савве необходимость создания разведки и службы безопасности. Думаю, обе структуры должны развиваться отдельно и не пересекаться. Список людей для собеседования у меня готов, вот и начнём потихоньку. Спешить не стоит, здесь мне импонирует тактика Феди.
Няньки вышли, а я решил дочитать презабавный трактат о медицине, написанный одним неизвестным немцем. Кстати, мужик дельные вещи писал, будучи армейским хирургом. С высоты моего времени пожелания медика выглядят смешно. Зато я первый раз встретил намёк на гигиену. Вот на
Касаемо переезда на дачу, то мне надо восстанавливать здоровье. Что гораздо лучше делать на природе. Заодно поближе познакомлюсь с семьёй в плане поиска талантов. На кого ещё рассчитывать? Воспитанием и обучением царевичей тоже лучше заниматься вдали от лишних глаз. Если потребуется моё присутствие, то на ладье от Кремля до Коломенского семнадцать вёрст. А напрямую и того меньше. Не уверен, что мне понравится современная повозка, поэтому пока лучше добираться водой. Как будут ездить бояре, не моё дело.
Думаю, за три месяца вне душной атмосферы Кремля мне удастся осуществить свои невеликие планы. Есть ещё одна задумка, но её я обсужу с Голицыным после заседания Думы. Сейчас мои дальнейшие планы зависят от обнародования итогов следствия.
Будто подслушав мои мысли, ко мне на приём явился давешний стрелец.
— Ивашка Гаврилов сын челом бьёт и слова просит, государь, — произнёс Савва. — Его мои людишки через другой ход провели, дабы обойтись без лишних глаз. Полусотник сам попросил о тайной встрече.
Очень интересно!
— Зови!
Рассматриваю стрельца, вслед за которым в спальную зашёл дядька. Доверять людям нужно, но лучше подстраховаться. Поэтому Гаврилов без оружия, он вообще пришёл в одежде горожанина вроде купца средней руки. А вот дядька насторожен и держит руку на кинжале, который прячет в полах кунтуша. И встал он грамотно, сзади, контролируя любые действия гостя. Иван чувствует себя неуютно и старается не оборачиваться. Он воин, и такая реакция понятна.
А ведь он похудел. Черты лица стрельца обострились, ещё и глаза красные с недосыпа.
— Говори, хватит поклоны бить, — машу рукой.
— Государь, ты сам приказала докладывать, коли бояре начнут самоуправство, — Иван ещё сильнее смял шапку мозолистыми руками и продолжил: — Как дело коснулось долга, так начались хороводы. Люди князя Милославского наших людишек, кто за расчёты ответственен, купили разными посулами. Мол, никто вам положенное жалование не выплатит. А так можно договориться и свою мошну набить. О себе люди государевы тоже не забыли. Народ волнуется, но пока верит твоему слову.
Никто не сомневался в талантах русских чиновников. Откаты наверняка придумали в каменном веке — если не раньше. Я же лежу и начинаю звереть, оттого что некоторые имбецилы могут спровоцировать новый бунт. Ко всему прочему негодяи покусились на слово, данное царём. Чую, что это лезет возмущённая сущность Феди.
— Дьякам помогают полковники, собравшие вокруг себя людей и начавшие угрожать остальным. Они думают, что
Что-то ситуация вырисовывается не очень благостная. Я поручил найти откровенных убийц и заодно сделать сверку, выплатив долги. Но получается, нас ждёт новый бунт?
— А как же князь Голицын?
— Его людишки больше поисками татей заняты. Спорить не буду, есть среди нас такие. Большую часть мы сами выдали, тех, кто бояр убивал и в палаты царские ворвался, — Иван снова начал мять шапку. — В денежные дела князь Василий не вмешивается, но и не лютует. Он сам призвал всё решать миром и пообещал честный суд. Только воду мутят иные люди и обещания Голицына им не указ.
— Кто? — чувствую, что кровь прилила к лицу.
Я обычно спокойный, как в прошлой, так и в нынешней жизни. Только сейчас моё терпение испытывают на прочность.
— Алёшка с Алексашкой Милославским всем верховодят. Последний — известный злодей и грубиян, давно стрельцами ненавидимый. Он ранее в Стрелецком приказе служил. Вот они все расчёты приказали переписать и подготовить новые. На их стороне полковники Грибоедов, иноземец Циклер, Озеров…
— Стой! — вскидываю руку и удивлённо переспрашиваю: — Если это Семён Грибоедов, то я его из полка выгнал, приказал бить батогами и сослать вместе с семьёй, а имущество передать в казну. Это произошло как раз перед… три седмицы назад.
Чуть не ляпнул, что дело было перед моей смертью. Но, похоже, Иван с Саввой ничего не заметили.
— Живёт и здравствует полковник, только действует исподтишка. Как и ещё десяток людей.
— Погоди, я сейчас всё запишу. А то слишком много всего навалилось, — тянусь к бумаге с карандашом и приказываю Савве: — Подай столик для записей.
С Грибоедовым и ещё пятёркой обнаглевших хапуг Федя повелел разобраться в конце апреля, когда ещё мог противостоять болезни. Именно они и присваивали стрелецкое жалованье, став основными катализаторами бунта. Понятно, что ребята делились с кем-то из бояр. Но следствие до конца не довели из-за болезни царя.
Записав немного сумбурные показания Гаврилова, я медленно выдыхаю, пытаясь успокоиться. Часть моего сознания просто пылает от злости. Ведь Федю фактически списали, потому и не стали выполнять царский приказ, что, вообще-то, чревато карами. Поэтому непонятно, бояре знали, что монарха травят или понадеялись на авось?
— Успокой людей, — поднимаю глаза на полусотника, отчего тот дёрнулся, как от удара. — Слово царское — крепче стали! Никто вас не обидит, и очень хорошо, что ты пришёл. Постарайся донести мои слова до надёжных людишек, дабы татей не спугнуть.