Сын убийцы миров

Шатилов Валентин

Зато есть одна часть в моем теле, которая знает, как приблизить ко мне палец. Кажется, она называется мышцей. Специальной такой мышцей, имеющей даже свое собственное имя. Причем, красивое: «бицепс». Мышца эта находится на той же руке что и палец, но ближе, гораздо ближе. И выше по руке. Она тоже глупая и тоже понимает только одну команду: напрячься! Вернее две. Еще: расслабиться! Но мне сейчас надо дать первую команду. И я даю ее.

Результат получается не совсем такой как требовался.

Бицепс, кажется, выполнил команду.

Но палец перед моим взглядом так и не предстал. Рука подпрыгула – только не прямо, а как-то наискосок. И резко шмякнула по моей груди. Мне-то ничего, а груди больно.

Ну что ты будешь делать с этими глупцами?!

Что делать? Ответ очевиден: управлять правильно. Чтоб эти дурики делали не свои простые действия, а объединенные, сложные действия, которые и нужны мне, умной. А для этого необходима самая малость – комплексная команда. Которая дается не одной глупой мышце (хоть и с красивым названием «бицепс»), а сразу нескольким мышцам. И тогда они доставят мой указательный палец туда, куда я потребовала. А не куда каждая из них по глупости своей может его доставить!

Не легкая, однако, это задача – управлять правильно…

Хотя и странная. А как еще можно управлять? Левельно? Только «правильно»! Больше вариантов нет.

Или есть?

Есть, есть! Но какой-то этот вариант совсем странный. Оказывается, еще можно управлять как-то «неправильно».

Тут получается вовсе непонятно. Если «правильно», то откуда берется «не»? А если «неправильно», то как там, внутри этого слова оказалось «правильно»? Раз «неправильно», то ничего «правильного» вообще не должно там быть. Катахреза!

Что? – спросила я себя.

Катахреза! – гордо ответила я сама себе.

У меня раздвоение личности? – спросила я.

В ответ раздался целый хор голосов:

Личности?…

Наличности?…

Неприличности?…

Отличности?…

Безразличности?…

А в морду?

Спать…

Есть…

Пить…

Любить…

Лежать, лечь, ложись…

Радуйся, радуйся, радуйся!…

Я пыталась ухватить хоть один из этих голосов. Поговорить, выяснить откуда они взялись. Но они множились и множились. Кричали и спорили – каждый сам по себе. Пока не слились в неразличимый гул.

Вероятно, я по-прежнему стояла около открытого окна. Моя рука была прижата к груди, а глаза уставлены в одну точку. Но эта точка стремительно сокращалась, съеживалась. И вместе с ней съеживалась я сама.

Я исчезаю… – пронеслась холодная, прямо-таки ледяная мысль.

Это смерть? – из последних сил подумалось мне.

А какая разница? Как ни называй – тебя все равно не будет. Не станет. Нет.

Кажется, кто-то что-то говорил. Не внутри меня. И не Серега. Еще кто-то. Он приказывал. Он орал на Серегу.

А Серега не мог остановиться – все болтал и болтал. Что-то свое, что уже и смысла не имело, а было понятно только ему одному. А может и ему даже не понятно…

И тогда тот, третий,

ударил Серегу. Наотмашь. Открытой ладонью. Даже не ударил, а так – пощечину отвесил.

Серега захлебнулся, смолк. Удивленно облизал окровавленную губу.

И заговорил снова. Но при этом опасливо поглядывая на того, третьего. И выполняя его приказы.

А приказы были следующие:

– Подхватывай ее! И держи за плечи! А я возьму за ноги. Понесли, быстро! Да не на кровать, ант ты дурной! В дверь!

Перед моим взором промелькнули стены комнаты, ее далекий, едва различимый в темноте потолок. Потом мы миновали дверную коробку, стало совсем темно.

– По лестнице, вниз! – командовал странный третий. – Теперь поворачивай направо… Не туда! Направо! От меня направо! В тронный зал!

«Тронный зал, тронный зал! – запели голоса внутри меня. – Короновать! Тебя будут короновать! Королева Елена Первая! Гип-гип – ура!»

Однако короновать меня в этот раз не стали. Почему-то.

Мимо темного тронного возвышения (эх, мимо!…) проволокли дальше. В какую-то небольшую дверцу в стене. И тут уж наступила совершеннейшая тьма.

Коридорчик, по которому меня волокли, окон не имел, воздух его был чуть суше, чем в тронном зале и даже прохладнее. А когда мы миновали еще несколько поворотов и пару раз хлопнули открываемыми-закрываемыми дверями, то наша процессия очутилась в каком-то совсем уж прохладном помещении. Где в тишине раздавалось лишь тихое журчание воды.

– Фу-у… – выдохнул третий и опустил мои ноги вниз. – Клади. Прямо на пол. Сейчас она сама очухается.

Серега торопливо положил. Молча. Странно, как давно это с ним? Молчит почему-то…

Пол был невероятной жесткости. И, к тому же, совершенно ледяной. Что еще за подземелье такое? Когда мы с Олегом гуляли по дому-дворцу, то ничего подобного не видели. Впрочем, мы и потайной дверцы за тронным возвышением не заметили. Не обратили внимания. Нам было не до того. Мы, видите ли, любовались. И восхищались. Нет, чтобы подумать о собственной безопасности.

Или думали? А как же – думали! Я даже переживала, что тут радиация повышена! А Олег доказал… Да, против гипотезы о радиации он нашел аргументы. А вот подумать своей стриженой головой над предупреждением матери не удосужился! А она прямо написала: эвакуирую людей! Значит, людям было от чего бежать? Даже если и не от радиации?…

– Да разве ж так можно?- возмущался некто третий, чиркая кресалом, и пытаясь высечь искру. – Что ж вы с собой делаете, дурачье? Анты вы безмозглые!

Искра выскочила, что-то запалилось, стало светлее.

Я села на полу, подтянув ноги. Хотелось немедленно подняться, но я боялась, что тут же свалюсь от слабости. Радовало одно – гул многочисленных голосов внутри стих. Да и желание вести дискуссии с собственными пальцами тоже исчезло.

Один голос, правда, остался. Он был хриплый, но зато мой собственный: