Сын Ветра
Шрифт:
«Карл Мария Родерик О'Ван Эмерих,» – появилось на табло. Паспорт активировался, над ним всплыл голографический шарик из аксарской бирюзы – киттянская виза. Самба на табло не смотрел. Виза его тоже не заинтересовала: информация в расширенном объеме подавалась на биолинзы-симбионты офицера. Самба читал историю полётов господина Эмериха, зафиксированную в чипе паспорта. Въезды-выезды… Самба читал, и челюсть его отвисала, превращая рот в разинутую пасть мамбы, только без клыков.
– Великий Космос! Ну вы и полетали, баас!
– Да, –
– Ваши документы, баас Эмерих, – Самба протянул паспорт старичку. – Добро пожаловать на Китту.
– Благодарю.
Следующим был парень-тилонец. По паспорту Пьер Мальвин, контактный имперсонатор. Младший невропаст антического центра «Грядущее». На лацкане значок: две руки, золотая и чернёная, сцеплены в твердом рукопожатии. И опять Самбе мерещилось, что парень еле держится на ногах, отвечает невпопад, выглядит болезненно. Точно недосып. Венди, потаскушка, что ты сделала с офицером Бимбири-Барамбой? А ведь и бицепс, и дельты, и грудак! Ладно, вид доходяги – не повод для отказа во въезде. Тем паче во въезде на курорт. Отдохнет, поправится, окрепнет.
– Ваши документы, баас Мальвин. Добро пожаловать на Китту.
– Благодарю.
За тилонцем никого не было. Намечался перерыв минут на двадцать, до прилета лайнера с Хиззаца.
– Всё, Пьеро. Отпускай.
– Нет, маэстро. Вы сперва сядьте. Вот скамеечка.
– Отпускай, говорю. Что я, без тебя не сяду?
– Без меня вы не сядете. Без меня вы упадёте. Зря вы сбежали из больницы, ей-богу, зря…
– Хорошо, сажай меня. Смотрю, ты сегодня в ударе. Чисто работаешь…
– Ну вас к чёрту, маэстро. Старый льстец.
– Малыш! Как ты разговариваешь с живой легендой?
– Вот и хорошо, что с живой. Лежали бы в больнице, я бы не беспокоился. Таскай вас на закорках, через полгалактики…
– Ну, сел. Отпускай.
– Лекарство выпейте. Без меня у вас руки трясутся.
– Дай воды.
– Вот.
– Налей в стаканчик. Вон автомат с газировкой, там есть. Что ты мне, в самом деле, бутылку с соской… Я тебе кто? Я тебе маэстро или массовка за три гроша?
– Вы мне, маэстро, горе и наказание. За грехи мои тяжкие. Зря я вас послушался. И вы зря сбежали из больницы, правду говорю…
– Хватит причитать! Отпускай.
– Уже.
– Кому ты врёшь, малыш? Я таких, как ты, ем без соли на завтрак. Кто мне мелкую моторику корректирует? Кто спину держит? Какая беспардонная сволочь, а? Отпускай, не то вырвусь.
– Давайте хоть до места доедем.
– Не переживай, Пьеро, доедем. Отдохну немного, и в путь. Я встану, ты меня подхватишь. А сейчас отдохни, понял? Не хватало мне еще тебя на себе волочь!
– Ага, вы доволочёте. Нет, доволочите. Довлечёте? Не знаю, как, но вы сейчас не в форме. Вы, маэстро…
– Я маэстро! Маэстро Карл! Дитя, ты оценил мой пафос?
– В
– Всё, шутки в сторону. Доведёшь меня до места и отпустишь насовсем.
– И вернусь на Тилон?
– И вернёшься на Тилон.
– Хороший вы человек, маэстро, а в людях ни бельмеса ни смыслите. На какой Тилон? Нет уж, дудки, я вас не оставлю…
– Оставишь. Там будет, кому меня подхватить.
– Вы про синьора Борготу?
– А что?
– Синьор Борготта тоже очень хороший человек. Ну, иногда. Он у нас на втором курсе зачёт принимал. «Подпись в контракте или устное заявление, трижды удостоверяющее согласие на контактную имперсонацию, не связанную с насилием, не влекущую за собой…» Забыл, блин. «Невропаст не может работать с куклой, если кукла не согласна.» А на этом он меня завалил: «Если в памяти клиента отсутствует исходный материал, то имперсонатору не с чем работать. Мы можем улучшить походку матросу, сошедшему с корабля после кругосветного плавания, но не можем поднять мертвеца и заставить плясать вприсядку…». Два раза пересдавал.
– Про мертвеца – это я.
– Что – вы? Вам плохо? Вы умираете?!
– Цитата, Пьеро. «Не можем заставить мертвеца плясать вприсядку» – это я говорил синьору Борготте, когда учил его искусству невропаста. А он, подлец, запомнил и теперь торгует как своим. Если бы ты знал, как я этому рад…
– А я – нет. Зря я про мертвеца вспомнил. Синьор Борготта не практикует. Все знают: из него боль невпопад лезет. Клиенты жалуются… Вот подхватит он вас, вы сразу коньки и откинете.
– Боль? Я старый человек. Боль – моя подружка, к ней я привык. Мы с ней спим в одной постели, а по утрам танцуем танго…
– Браво, маэстро. Что-то вы очень бодрый. Это не к добру.
– Да что же ты меня все время хоронишь?
– Хоронить не хороню, а прилечь бы вам не мешало. Эй, извозчик!
– Я здесь, бвана! Здесь!
– Где ты здесь, когда ты там? Лети поближе…
– Лечу! Не сомневайтесь, прокачу с ветерком! Сорок экю в любой конец! Семьдесят пять в два конца! Сто в три! Куда летят красивые бвана?
– Красивые бвана летят в гости к Лусэро Шанвури. Знаешь такого?
– К Папе Лусэро? Великий Джа! Вы знаете Папу?
– Красивые бвана знают Папу.
– Папа вас пригласил на проводы?
– Как тебя зовут?
– Г'Ханга.
– Не твое дело, Г'Ханга. Можешь обождать у ворот. Если Папа меня не пригласил, он меня выгонит. Тогда семьдесят пять в два конца, до космопорта. А вот если не выгонит, ты возьмешь с нас двадцать экю.
– Тридцать пять из уважения к почтенному возрасту бвана!
– Двадцать один.
– Наличными?
– Перечисление с подтверждением. И карточку я тебе не дам, не надейся. Бвана всё сделает сам. Иначе твоя колымага сломается на полпути. И ты отправишь нас пешком, со всем уважением к моему почтенному возрасту.