Сын Волка (сборник рассказов)
Шрифт:
В своих мечтах она никогда не представляла себе формы тела под одеждой. О теле она не думала — разве что о руках и лице. Дитя лощеной культуры, она отождествляла одежду с телом. Человеческая раса являлась для нее расой одетых двуногих, с руками, лицом и головой, покрытой волосами. Джо, неизгладимо в ней запечатленный, представлялся ей только одетым — этот Джо, с нежными щеками, с голубыми глазами, с кудрявой головой. И вот он стоял здесь, в ярком освещении, обнаженный и богоподобный. Образ бога она отчетливо не представляла, и нагота его рисовалась ей весьма туманно, а эта ассоциация ужаснула ее. Ей казалось, что теперь грех ее принял характер
Ее развитое эстетическое чутье осилило предрассудки воспитания и говорило ей, что здесь красота исключительная. Ей всегда нравилась внешность Джо, но вернее — Джо в костюме, и она считала, что привлекательность эта зависит от его вкуса и умения одеться. Она никогда не подозревала, что причина кроется глубже. Сейчас он ослепил ее. Его кожа была нежной, как у женщины, а покрывавший легкий пушок ее не безобразил. Это она заметила, но всем остальным — совершенством линий, силой и крепостью его мускулистого тела — была очарована бессознательно. В нем была какая-то и строгость и грация. Лицо его походило на камею, и губы, сложенные в улыбку, придавали ему совсем мальчишеское выражение.
Стоя лицом к публике, он улыбался, в то время как распорядитель, положив руку ему на плечо, возглашал:
— Джо Флеминг, гордость Вест-Оклэнда.
Поднялась буря радостных восклицаний и аплодисментов, и до нее донеслись восторженные крики: «Наш Джо!» — приветствия возобновлялись снова и снова.
Он вернулся в свой угол. В этот момент, как ей казалось, он менее всего походил на боксера. Глаза его светились добротой, в них не было ничего животного, как и в выражении лица. Тело казалось чересчур хрупким благодаря красоте и грации движений. Он выглядел слишком юным, добродушным и интеллигентным. Не будучи экспертом, она не могла оценить охвата груди, мощности легких и его мышц в их нежном футляре — этот тайник энергии, скрытую лабораторию разрушительной силы. Для нее он являлся чем-то вроде дрезденского фарфора, нуждающегося в осторожном и заботливом обращении и способного разбиться вдребезги при первом грубом прикосновении.
На середину арены выступил Джон Понта и стянул с себя с помощью двух своих секундантов белый свитер. При виде его Женевьева ужаснулась. Вот это был боксер — зверь с низким лбом, с крохотными, круглыми глазками под хмурыми, густыми бровями, с плоским носом, толстыми губами, злым ртом. У него были бычачья шея и массивная нижняя челюсть. Короткие, прямые волосы на его голове казались ее испуганным глазам жесткой щетиной свиньи. Вот здесь-то была грубость и жестокость — нечто дикое, первобытное и свирепое. Смуглый — почти черный — он весь зарос на груди и плечах волосами, спутанными, как шерсть собаки. Грудь его была широкая, ноги толстые, весь он был мускулистый и уродливый. Мускулы выпирали узлами, и он казался весь в наростах и шишках. Благодаря чрезмерной силе красота искажалась.
— Джон Понта из атлетического клуба Вест-Бэй, — возгласил распорядитель.
Его приветствовали с несравненно меньшим воодушевлением. Было ясно — толпа симпатизировала Джо.
— Возьми его, Понта, куси его! — раздался одинокий голос в тишине.
Его поддержали шумливые крики и завывания. Понта это не понравилось. Угрюмый рот его злобно дергался, когда он возвращался в свой угол. В нем слишком резко был выражен атавизм, и восхищения толпы он не мог вызвать. Инстинктивно она чувствовала к нему отвращение. Это был зверь, лишенный разума и души, грозный и страшный, —
Он знал, что толпа его не любит. Как зверь, окруженный врагами, он обводил всех сверкающими злобой глазами. Маленький Сильверштейн, с пылким оживлением продолжавший выкрикивать имя Джо, отпрянул назад под этим взглядом и съежился, как обожженный. Возглас застрял в его горле. Женевьева наблюдала эту маленькую интермедию. Когда же глаза Понта, с ненавистью обводя окружающих, встретились с ее взглядом, она тоже вся сжалась и откинулась назад. В следующий момент взор его скользнул дальше и остановился на Джо.
Ей показалось, что Понта сам старался разжечь свою ярость. Джо ответил ему пристальным взглядом своих спокойных мальчишеских глаз, но лицо его стало серьезным.
На середину арены, в сопровождении распорядителя, выступил третий человек, молодой парень с веселой физиономией, в рубашке с засученными рукавами.
— Эдди Джонс — рефери состязания, — объявил распорядитель.
— А, вот и Эдди! — раздались восклицания, прерываемые аплодисментами.
Женевьева поняла, что и этот был любимец.
Секунданты стали помогать обоим боксерам надевать перчатки. Прежде чем Джо успел натянуть свои, один из секундантов Понта подошел к нему и обследовал их. Рефери вызвал боксеров на середину арены. За ними последовали секунданты. Образовалась группа: Джо и Понта лицом к лицу, между ними рефери; секунданты, опираясь руками о плечи друг друга, вытягивали головы вперед. Рефери говорил, и все внимательно слушали.
Затем группа распалась, и вперед выступил опять распорядитель.
— Джо Флеминг весит сто двадцать восемь фунтов, Джон Понта — сто сорок, — сказал он. — Состязание будет продолжаться до тех пор, пока один из них не будет в состоянии его вести. Публика пусть помнит, что состязание до результата. В этом клубе не бывает состязаний вничью.
После этого он пролез под канатом и спустился с помоста арены на пол. Секунданты, суетливо очищая углы, со стульями и ведрами тоже пробирались за канат. На арене остались только два боксера и рефери. Раздался удар гонга. Оба бойца поспешно приблизились к центру. Их правые руки вытянулись и через секунду встретились в небрежном пожатии. И вслед за этим Понта бросился на Джо, который отскочил. Стрелой Понта понесся за ним.
Состязание началось. Женевьева, прижав руки к груди, следила. Она растерялась от молниеносности и ярости натиска Понта, от этого бесчисленного количества наносимых им ударов. Ей казалось, что Джо погибает. Временами она не различала его лица — настолько быстро мелькали перчатки. Но она слышала удары, и при звуке каждого чувствовала почти физическую боль под ложечкой. Она не подозревала, что эти удары от столкновения перчаток или прикосновения перчатки к плечу совершенно безвредны.
Внезапно она насторожилась: в ходе состязания произошла перемена. Оба охватили друг друга тесным объятием. Удары прекратились совсем. Она узнала в этом «обхват», о котором рассказывал ей Джо. Понта пытался вырваться. Джо не отпускал. Рефери выкрикнул: «Прекратить!» Джо попытался отступить, но Понта, высвободив руку, размахнулся, и Джо, чтобы избегнуть удара, рванулся и вторично сжал его. В этот раз она заметила его кулак, упершийся в рот и подбородок Понта. И при втором возгласе «прекратить!» он закинул голову противника назад и отскочил, на этот раз освободившись окончательно.