Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра
Шрифт:
— Поскольку политические деятели ничего не решают, а общественное мнение ничего не значит, — заявил Руперт, — мне остается лишь повидаться с человеком, от которого все зависит, иначе наши усилия пойдут прахом.
— Вы, наверно, правы, — нехотя признал Фредди, — но мне очень не хочется впутывать в наше дело Пинка. У меня есть на это свои причины. Он опаснее всех политических деятелей вместе взятых.
— Верю, но без его согласия никто и пальцем не шевельнет, чтобы нам помочь. Теперь это уже ясно.
— Ладно, — сказал Фредди после минутного колебания. — Но
Фредди снова позвонил во второй половине дня и сообщил, что договорился о нашей встрече с Бендиго на завтра.
— Но там будет и Най, — добавил он, — поэтому, ради бога, ведите себя осторожно. Это самые могущественные противники, с какими вам когда-либо приходилось или придется иметь дело.
— А в чем я, в сущности, должен соблюдать осторожность? — спросил Руперт.
— Сам не знаю, но, ради Христа, следите за каждым вашим словом. И не поссорьте с ним нашу семью.
Некоторые крупные предприниматели, которых я встречал у Фредди, были воинствующими хамами, другие — бессовестными пройдохами, но, как я убедился, самые могущественные из них внешне были ничем не примечательны.
Именно к этой последней породе людей принадлежал и Бендиго — обаятельный, легкий человек, с которым все чувствовали себя свободно, — однако Фредди боялся его больше, чем Ная.
Мы отправились на Сент-Джеймс-стрит в особняк, похожий на аристократический клуб, и, войдя туда, попали в прекрасно обставленную контору, где в шкафах стояли переплетенные в кожу книги, а стены были обшиты деревянными панелями. Встретили нас дворецкий и хорошенькая секретарша. Бендиго и Най уже ждали нас, нам предложили виски, но мы предпочли водку. Кожаные кресла были глубоки и удобны, однако, утонув в них, мы сразу почувствовали свою беспомощность. Пинк Бендиго с места в карьер стал выспрашивать Руперта о делах фирмы Ройсов, а Най молча слушал.
— Я очень люблю Фредди, — сказал Пинк, потягивая виски. — Сколько Ройсов с правом голоса осталось у вас в правлении?
— Человек пять или шесть. — ответил Руперт.
— Я хочу сказать: настоящих компаньонов фирмы?
Это была семейная тайна, и спрашивать о таких вещах было бестактно.
— Понятия не имею, сколько нас еще осталось, — уклонился от ответа Руперт.
Пинк рассмеялся:
— Мне, конечно, не надо было спрашивать. Но крупные семейные концерны в Сити почти перевелись, некого и назвать — ну, Пилкингтоны, Спайсеры, Бэррингтоны, два-три банкирских дома. Мы часто задаем себе вопрос, — продолжал он все тем же дружеским тоном, — долго ли Фредди и Рандольфу удастся сохранять семейный характер дела, особенно в области судоходства. Нужны большие капиталы, а деньги сейчас достаются трудно.
— Вы хотите у меня что-то выпытать? — без обиняков спросил Руперт.
— Ну, что вы!
— Либо на что-то намекаете — тогда почему бы вам не
Мы так глубоко погрузились в кресла, что почти ничего не видели вокруг, но и я и Руперт заметили, что секретарша как бы невзначай захлопнула шкафчик, похожий на маленький бар, и догадались, что она включила магнитофон. Наше совещание записывалось. Фредди часто делал то же самое в своем «кофейном уголке».
Руперту надоела роль подопытного кролика, и он спросил напрямик, почему Бендиго не разрешает ввозить русскую нефть в Великобританию.
Пинк принял глубокомысленный и даже огорченный вид.
— Если бы эта сделка на русскую нефть носила исключительный характер, — сказал он, — в ней не было бы ничего плохого.
Он кинул взгляд на Ная, и тот поспешил на помощь:
— У нас есть ощущение, Ройс, что тут кроется какой-то подвох. Нам кажется, что Фредди маскирует возней вокруг русской нефти нечто совсем другое.
Руперт заметил, что Най волен иметь любые ощущения.
— Мне известно, — продолжал он, обращаясь к Бендиго, — что именно от вас, от вашего слова зависит, какую нефть правительство разрешит ввозить в нашу страну. Обращаться к кому бы то ни было, кроме вас, не имеет смысла. Это бесполезно.
— Возможно, — признал Бендиго. — Но вы знаете, в чем главная трудность таких обменных операций, как ваша?
— Нет, не знаю.
— Если вы заключите эту сделку с русскими, вам придется взять на себя ответственность за поведение русской стороны. Вот в чем состоит неприятная особенность такого рода операций.
— Даже в Сити русские славятся точным выполнением своих договорных обязательств, — заметил Руперт.
— Речь идет не о договорах, — возразил Пинк. — Речь идет об ответственности, которая не оговорена ни в каких договорах. Вы прекрасно знаете: все, что делают русские, продиктовано политическими соображениями.
— Наши суда они покупают не из политических соображений.
— Возможно и нет, но нефть нам продать они хотят из политических соображений.
—> При чем здесь политика? Зачем видеть во всем скрытые побуждения?
— А вы их не видите?
Руперт задумался.
— Пожалуй, вижу, — признался он. — Но нельзя же прекратить всякую коммерцию только потому, что вы подозреваете вашего партнера в каких-то тайных мотивах? Как тогда быть с немцами?
— В наши дни, если вы желаете делать большие дела, вам надо точно знать, на чьей вы стороне. Мир разделен на два лагеря.
— Не для меня, — пожал плечами Руперт. — Меня вполне устраивает позиция нейтралитета.
— Я так и думал, что вы это скажете. Вы просто-напросто не сможете его сохранить, Руперт.
— Ладно, согласен, суда — это стратегический товар. Но разве мировые нефтяные концерны гнушались продавать противнику свою продукцию? И разве политики им в этом не помогали? Вы снабжали Германию и Японию нефтью вплоть до самой войны.
— Это другое дело.
— Ничуть.
Они заспорили о принципах торговой политики, и у меня появилось чувство, что Руперту удалось кое в чем его убедить. Но тут вмешался Най.