Сын Зевса. В глуби веков
Шрифт:
— Все живы, Александр.
Гефестион не сказал, как много легло македонян в этой битве. Утаил и то, что сильно ранен Кратер. Александр сейчас же начнет пытаться встать и идти лечить Кратера. А ему еще и головы не поднять с подушки!
— Послушай, Гефестион, — начал Александр после долгого молчания, — как ты думаешь: останется ли мне верен Антипатр? После того как я казнил его зятя, Линкестийца?
— Будет ли он верен? — задумчиво сказал Гефестион. — Раздоры с царицей Олимпиадой не поколеблют его верности тебе. Смерть Линкестийца, как ни тяжело это ему, не отвратит его от тебя: измена
— Уж не думаешь ли ты, что он способен убить меня?
— Если испугался за свою жизнь, то ожидать можно всего.
— Но нет, Гефестион. Я не дам ему для этого повода.
— Ты уже дал ему повод остерегаться тебя. Но это лишь догадки, может быть пустые. А пока Антипатр незаменим. Он крепко держит в руках и Македонию и Элладу. Береги дружбу с Антипатром.
— Почему существует на свете измена, Гефестион? Мне теперь все время кажется, что предательство таится где-то около меня.
— Около тебя — твои друзья, Александр, которые всегда готовы тебя защитить! Мы с тобой, Александр.
— Ты не покинешь меня, Гефестион?
— Я никогда не покину тебя, Александр.
Прошло несколько тихих дней. Окровавленная, опустошенная Согдиана замолкла. Кто в могиле, кто в цепях. Только неуловимый Спитамен еще скрывается в горах со своим отважным отрядом.
Этот неукротимый человек выматывает силы македонской армии; он является то в одном месте, то в другом, и всегда неожиданно, внезапно; он заманивает македонян притворным бегством и, заманив в какое-нибудь ущелье, уничтожает их. Он действует так умело, так стремительно — можно подумать, что он научился этому у самого Александра! Но Александр все-таки поймает его, в этом сомнений нет. Что может сделать этот безумный человек против огромной македонской армии?
Крепкая натура Александра одолела болезнь и на этот раз. Он встал. И как только вышел на берег, радость будто приподняла его. Город строился!
Город строился. Городская стена уже отчетливо обозначилась над землей, очертания большого города прочно легли на отлогом ровном берегу. Воины, военачальники, строители общим криком ликования встретили царя. В легких доспехах, в короткой военной хламиде, он шел среди друзей и телохранителей. Он еще слегка прихрамывал, он был бледен и слаб на вид, он стал как будто меньше ростом… Но это был он, их Александр, их царь македонский! И он ходил с улыбкой по будущим улицам будущего города, его города, его еще одной Александрии… Эти города с именем Александра отмечали его путь по земле.
Как-то на заре стража заметила смутное движение за рекой. Из темной дали бесшумно вышла конница. Возникли силуэты всадников в остроконечных шапках, с изогнутыми луками за спиной. Конница медленно, крадучись, приближалась. К концу дня неизвестное войско подошло к самому берегу. Местные люди, разведчики и переводчики сказали, что это азиатские скифы.
— Хорасмии? — удивился Александр. — Но этого не может быть. Царь хорасмиев Фарасман только что предлагал мне свою помощь!
— Это не хорасмии,
— Так абии, что ли? Но абии просили дружбы!
— Нет. И не абии. Это гораздо более опасные скифы. Это — массагеты.
«Массагеты, — подумал Александр, — те самые, которые убили Кира».
По огням костров, рассыпавшимся на том берегу, видно было, что скифский лагерь очень велик. Утром массагеты подходили к самому берегу и смотрели на македонян: что это они делают здесь, на реке?
Город Александра заселялся. Прошло всего двадцать дней, а уже стояли глинобитные дома и над крышами поднимался дымок очага… Город оживал, наполнялся движением, говором. Старые македонские воины, разбитые ранами и болезнями, устраивали жилища для своих семей, несколько лет тащившихся в обозах. Торговцы открывали свои лавочки и устраивали рынки. Понемногу, преодолевая робость, из степи приходили местные жители. Светло-желтые крепкие стены с бойницами уже стояли вокруг города.
И вдруг из-за реки полетели тяжелые скифские стрелы. Они взвивались над водой и со зловещим свистом падали в город, принося смерть. Македоняне принялись кричать и грозить скифам; скифы, по своему обыкновению, — ругаться и хвастаться:
— Эй, Македонянин, переходи реку — сразимся!
— Он не перейдет, побоится!
— Македонянин со скифами сразиться не посмеет!
Надо было что-то делать, смертей от скифских стрел становилось все больше.
Но кто это мчится в лагерь? Какие еще вести везут? Скачущие всадники видны были издалека, пыль клубилась по их следам. Они спешили — значит, опять что-то неладно в Согдиане.
Догадка оправдалась. Да, в Согдиане снова неладно. Спитамен с большим отрядом осадил Мараканды. Македонский гарнизон с трудом отбивается от него.
— Опять!
Александр на мгновение ослеп от гнева и пошатнулся. Телохранители поддержали его. Он сел на груду желтых, высохших кирпичей, у него кружилась голова, и он понял, что еще недостаточно здоров, чтобы немедленно скакать в сражение.
— Ничего, ничего, — проворчал он, — я здесь за это время разгоню скифов. Это тоже необходимо сделать.
Кратер, уже залечивший свою рану, выступил вперед.
— И ты думаешь, что я пошлю тебя сражаться со Спитаменом? — с упреком сказал ему Александр. — После твоей раны? Если ты скрыл ее от меня, то это не значит, что ее не было.
Он послал к Маракандам Карана, военачальника наемных войск.
— Поймай мне его, Каран!
— Мы идем с тем, чтобы поймать, — ответил Каран, — а победить и прогнать — это не так трудно.
— Не так трудно! — с раздражением повторил Александр. — А между тем мы уже столько времени, почти два года, не можем вылезти из этой проклятой страны!
Каран ушел со своим большим сильным отрядом к Маракандам. Александр установил на берегу катапульты и велел обстреливать скифов. Скифы как-то сразу притихли, их удивляла и пугала эта машина. Под защитой катапульт Александр перешел реку и бросился на скифов. Скифы бежали в пустыню.
Царь не забывал примеров истории. Кир в свое время вошел в их необъятную землю и погиб. Александр не погнался за ними, вернулся. Но вернулся совсем больным: он заболел от дурной воды, которую пил, гоняясь за скифами.