Сын Зевса. В глуби веков
Шрифт:
— Вот он сам пишет вам, воины, сам, своей рукой. Он жив, он скоро вернется в лагерь!
И хотелось верить, и боялись верить. Обрадоваться и обмануться — это еще тяжелее. Ведь письмо могли написать и сами его телохранители… Войско по-прежнему волновалось.
Александр велел везти себя в лагерь.
Его перенесли на корабль и положили в палатку, поставив ее на корме. Александр лежал — у него не было сил встать, кружилась голова.
Весь лагерь стоял на берегу, когда подошла триера Александра.
Гефестион и Неарх вышли вперед, с тревогой следя глазами за медленно идущим кораблем.
Александр услышал это. Он приказал убрать палатку, чтобы все видели его. И когда триера наконец пристала к берегу, он, приветствуя войско, поднял и протянул к ним руку. Радостный вопль взорвался над берегом. Царь жив! Царь вернулся к ним!
Александр, еле передвигая ноги, вышел на берег. Щитоносцы принесли ложе, чтобы отнести царя в лагерь. Но он отказался.
— Коня!
И войско увидело его на коне. Крик торжества пронесся над рекой. Воины кричали, ликовали, били в щиты. Они шли за царем до самого шатра. Александр сошел с коня, из последних сил стараясь держаться твердо, направился в шатер. Воины ликовали. Его спасение — их спасение. Воины были убеждены, что никто, кроме Александра, не сможет привести их обратно домой из этого страшного похода.
Войдя в шатер, Александр свалился в изнеможении. Врачи приняли его, обмыли и перевязали рану, наложили целительные припарки. Успокоенный и счастливый, Александр наконец остался в благоуханной тишине шатра.
Царь тяжело болел. Но как только рана закрылась и перестала кровоточить, он уже снова сидел на коне.
Александр не торопился в обратный путь. Прежде чем уйти, он решил исследовать судоходность великой реки Инда: эту реку он уже включил в свою необъятную державу.
Теплое февральское небо проливало золотой свет на цветущие берега Инда. Корабли подняли паруса, сразу отбросившие разноцветные отражения в ультрамариновую воду реки. Гребцы взялись за весла.
Царь долго стоял на корме. Здесь, при слиянии пяти восточных рек, в прекрасном месте, где широкий Панджнад впадает в Инд, по воле Александра поднялся город. Еще одна Александрия. Еще одна крепость македонского царя, поставленная на завоеванной земле. Александрия на Инде… Царь задумчиво смотрел, как удаляется берег и на нем желтые, еще не достроенные городские стены, маленькие новые дома, намечающие улицы… Эллинский город. Его город.
Снова мерный плеск весел, ритмичные возгласы келевстов [115] , крылатый шум парусов… Невиданной силы растительность, огромные, с многочисленными воздушными корнями странные деревья, пальмы с роскошными резными кронами, мелькающие среди темной зелени рыжие обезьянки, яркие голубые и красные птицы, взлетающие над ветвями, — все это медленно проходило перед глазами македонян, как длительный полуденный сон.
Александр, скрывшись от зноя в тихую глубь корабля, позвал к себе флотоводца Неарха, Онесикрита — кормчего своей царской триеры, позвал географов и землемеров, которые сопровождали войско…
*
Келевст — человек, командующий гребцами. По его команде весла
На столе лежала новая географическая карта.
— Когда-то персидский царь Дарий, сын Гистаспа, как вам всем известно, послал Скилака из Карианды по этому пути, — сказал Александр. — Скилак проплыл по всему Инду, вышел в Океан, прошел в Красное море, приплыл к побережью Египта. Значит, мы сможем сделать то же самое.
— Как верить этому человеку? — возразил Неарх, сдвинув свои широкие черные брови. — Ведь он много написал всякой ерунды. Где эти одноглазые люди? Где эти одноногие, которые заслоняются своей ступней от солнца?
— Как знать? — ответил ему Онесикрит. — Может, мы просто не видели того, что он видел. Или ему рассказывали…
— Эти географы и путешественники, к сожалению, много напутали, — сказал Александр. — Вот и Гекатей пишет: население многочисленное и воинственное. Это правда. Но он же выдумал, что здесь муравьи почти с лисицу ростом и что они добывают из земли золотой песок!
— Я тоже слышал об этих муравьях! — живо возразил Онесикрит. — Царь, это такая страна, где все возможно!
— Мы достаточно глубоко прошли по этой стране, чтобы увидеть и муравьев, и одноглазых, и одноногих, — рассердился Неарх, — но мы их не видели. Ктесий, как теперь нам стало ясно, тоже немало наболтал чепухи! Мы должны сами все увидеть и написать о том, что видели. Это наше дело — прокладывать дорогу.
— Друзья мои, — сказал Александр, — вот что я думаю и что хочу осуществить. Мы идем к дельте Инда. Мы уже не можем обманываться, как раньше, руководствуясь сведениями ученых, но никогда не бывавших здесь людей. Я говорю о том, что писал Аристотель: устье Инда и устье Нила очень близки друг к другу. Все не так! Хотя в Инде, как и в Ниле, живут крокодилы.
— Далеко не так, — подтвердил Неарх.
— Если мы пройдем дельту Инда, куда выйдут наши корабли?
— В Океан… — раздались неуверенные голоса.
— И если мы пойдем по Океану, то должны прийти в Персидское море. Не так ли?
С уверенностью ответить на этот вопрос не мог никто.
— Узнаем, царь, — сказал Неарх, — когда пройдем этот путь.
— Но ведь надо знать, куда идешь, Неарх!
— Мы, царь, пока можем только предполагать.
— Я предполагаю, — после раздумья сказал Александр, — что мы выйдем в Персидское море, к устью Паситигра. А там мы дома!
В Патталах, большом городе, стоявшем у дельты Инда, Александр решил построить военную крепость. Весь нижний Инд, его дельта, будет под властью этой крепости. Паттала может быть и прекрасным торговым пунктом — водный путь с моря в Индию, а из Индии в море и дальше, в азиатские страны.
Крепость Александр поручил строить Гефестиону.
Гефестион за время похода уже немало построил и городов, и крепостей, и гаваней, и верфей. Шум стройки, звонкий перестук топоров заполнили берег, и Александр знал, что в самый короткий срок, какой возможен, у начала рукавов Инда будет стоять сильная крепость, будут гавани и будут верфи, в которых будут сколачиваться новые корабли.
Царь старательно расспрашивал индийцев из Патталы:
— Что там, если идти на восток? Какие там земли?