Сыновья Беки
Шрифт:
– Ну конечно, такой же ингуш, как и вы. Салам алейкум, – сказал Хасан, направляясь к ним.
Один всадник ответил на приветствие, а Ювси, словно не слыша, пристально всматривался в Хасана.
– Или мне грезится, или это действительно ты?
– Не знаю, за кого ты меня принимаешь, – сказал Хасан, улыбаясь, – но если за сына Беки Хасана, то это я.
– Воай, [62] да будет твой приход счастливым! – заорал Ювси, соскакивая с коня.
Вслед за ним спрыгнул и Хасан.
62
Воай –
– Вот это встреча! Не ждал, не гадал! Они крепко обнялись.
– А меня ты узнаешь? – спросил Ювси.
– Как же не узнать? Конечно!
Со вторым всадником Хасан не был знаком, но все равно и тот спрыгнул с коня, и они тоже обнялись.
Недалеко от дороги Хасан увидел шалаш, – похоже, сохранился еще со времен полевых работ. Рядом стоял Исмаал. Он пристально вглядывался в приближающихся всадников.
– Вот какого мы казака привели, – сказал, рассмеявшись, Ювси. – Посмотри, не узнаешь ли ты его?
Исмаалу было не до шуток. Увидя своего коня, он встревожился, не случилось ли беды с Хусеном. Поднял глаза на всадника и уже собирался спросить, где Хусен, как вдруг замер.
– Э, Хасан! – вырвался у него крик.
Хасан соскочил с коня.
– Да будь же ты здоров! – говорил Исмаал, обнимая Хасана. – Откуда взялся? С неба, что ли, свалился?!
Хасан тоже обрадовался и не знал, что сказать. Он всегда любил Исмаала и Дауда, и не удивительно было, что встреча так взволновала обоих.
Исмаал завел Хасана в шалаш.
– А мы уже и не думали, что ты жив, – сказал он, обнимая Хасана. – Когда полк наш вернулся, совсем надежду потеряли. Ты знаешь о том, что полк вернулся?
– Слыхал.
– Киров, говорят, послал людей к нашим, – продолжал Исмаал. – Верных большевиков послал… Это тот самый Киров, с которым Дауд во Владикавказе встречался. Помнишь, он как-то нам рассказывал?…
Хасан кивнул.
– Так вот он, говорят, в то время как раз был в Петрограде. Ингушей он знает, понадеялся, что поймут. И не ошибся. Глаза у наших раскрылись. Поняли, на что их толкают, и наотрез отказались идти на Петроград. Офицеры, рассказывают, сначала взялись угрожать. Но пыл их скоро поубавили, и они притихли. А полк отправился домой.
– И сейчас он во Владикавказе?
– Да нет. Говорят, все разошлись по домам.
Хасан вздохнул и с грустью подумал, что ему-то еще, видать, не скоро доведется попасть домой и зажить по-человечески.
– А Хусен что, дома остался? – спросил Исмаал.
– Да, – ответил Хасан и опустил голову, не зная, как заговорить о цели своего приезда.
– Ну и правильно сделал, – сказал Исмаал, не сводя с Хасана счастливого взгляда. – Кто-то из вас должен быть дома. Кайпа уже из сил выбилась одна. Нужно дать ей немного передохнуть. Хусен поможет матери, займется хозяйством.
Хасан покачал головой.
– Если бы он мог заняться хозяйством…
– А почему не может? Что-нибудь случилось?
– Умыкнул девушку, сопляк! – Хасан сказал это
– Да что ты говоришь? И кого же?
– Дочь Соси!
– Дочь Соси? Когда? Вчера ночью, что ли?
Хасан кивнул.
– Ну и что там творится? Людей послали к Соси?
– Не знаю. Если только Мурад… Но не думаю. Он места себе не находит, боится, как бы его не втянули во вражду.
– А где же находится девушка?
– В Ачалуках, у тетки.
Прихрамывая больше обычного, Исмаал вышел из шалаша. Хасан последовал за ним.
– Ты останешься здесь на посту, – сказал он Хасану. – Молодежи тут много, не соскучишься. Мы сначала были в Гушко-Юрте, но вот отступили, говорят, казаки не шли на примирение из-за того, что мы там стояли. Отступили, а мира и по сей день нет.
О том, что мира нет, Хасан знает, на своей шкуре испытал – только что едва спасся от казачьих пуль, но говорить об этом не стал, не до этого ему. Остаться, конечно, надо, но как же Хусен? Как уладить его дело?
И, словно прочитав его мысли, Исмаал сказал:
– Нет-нет, делай, что я говорю. Сейчас тебе здесь безопаснее, чем в Сагопши. А все, что следует сделать там, сделаю я.
Дав с полчаса отдохнуть коню, Исмаал ускакал в Сагопши.
Туман изорвался в клочья, и сквозь просветы стали пробиваться лучи солнца, мир сделался светлее.
Хасан долго смотрел вслед Исмаалу. Он завидовал ему, ехавшему туда, в Сагопши…
8
Хусен не находил себе места: посредники вернулись с сообщением, что Соси требует доставить Эсет в отчий дом. К тому же Хасан уехал, не сказав куда. И наконец, он сам, словно птица в клетке, вынужден сидеть в доме Мурада, не в силах ничего предпринять. Мурад пугается, даже если Хусен выходит только на крыльцо, до смерти боится, как бы Соси или его родственники не ворвались к нему.
Беспокоится Хусен и об Эсет, которая, как и он, находится взаперти и тоже, наверно, терзается в страхе и неведении. Впрочем, она, может, хоть живет надеждой, что все закончится перемирием, а Хусен уже не мечтает об этом, надежды погасли, как огонь сырого орешника, который пытались разжечь без сухих щепок. И нет рядом с Хусеном никого, кто хотел бы помочь ему в беде, никого, кроме Керама. Вот и сейчас Керам стоит посреди комнаты перед Мурадом и спрашивает:
– Что же мы все-таки будем делать?
– Слыхал, что сказали посредники? То и надо делать, – не глядя на пего, отвечает Мурад. – Ничего другого предложить я не могу.
– Когда похищают дочь, отец всегда требует ее возвращения.
– За этими требованиями часто скрываются очень разные причины. И если одни упираются, чтоб набить цену, то Соси не из тех. Он просто не желает видеть свою дочь женой Хусена. И это понятно каждому, у кого голова на плечах.
– Ты вдруг этого Соси настоящим князем изобразил, – недовольно махнул рукой Керам, на мгновение забыв, что, доводясь Мураду племянником, он обязан говорить с ним с должным почтением. – Но в таком случае надо бы помнить, что и мы не рабы.