Сыновья Беки
Шрифт:
– Если будет война, я уж не усижу дома, как прежде.
– И я пойду, – ответил Амайг.
– Вот бы хорошо попасть нам в одно подразделение. В одну сотню! Не правда ли, Амайга?
– Что и говорить! – согласился Амайг.
– Хорошо бы, да только ничего из этого не выйдет, – вздохнул Вася. – Казаки, видишь ли, в разладе с вашими. А кому все это надо, один бес знает.
Помолчав немного, Вася спросил:
– Ты сегодня у нас заночуешь?
Амайгу, честно говоря, уже не хотелось оставаться у них. После всех разговоров он даже пожалел, что по поверил отцу, когда тот отговаривал его ехать. Выходит,
– Я ночую дома, – сказал Вася. – Молодых только днем ставят на пост, а ночами караулят все больше те, кто на войне был. Многие ругаются на чем свет стоит, три года, говорят, мечтали о доме, и на тебе, опять гоняй по степи. Ночами много постов выставляют, боятся казаки горцев…
Егор очень удивился, увидев Амайга, и искренне обрадовался.
– Смотри, как вырос! – восклицал он. – Встреть я тебя в другом месте – и не узнал бы.
Егор вдруг погрустнел. Ему представилось, что, натолкнись он на Амайга где-нибудь на дороге, чего доброго, и убить бы мог. А за что? В чем виноват этот ребенок? Егор тряхнул головой, словно хотел освободиться от одолевающих его мыслей, и улыбнулся Амайгу.
– Заходи в дом. Интересно, мать признает тебя? А ты, сын, возвращайся на пост, – сказал он Васе.
Вася уехал. Амайгу уже не было здесь так весело, как прежде. Вспомнилось, как, пробыв день-другой дома, он летел сюда словно на крыльях, и все соседские дети радовались его возвращению. А сейчас никто не пришел, хотя, конечно, все знают о его приезде: от людских глаз ничего не скроешь.
Егор был грустный и все крутил свой рыжий ус. Амайгу даже показалось, что он не рад его приезду. Но вроде бы нет: с ним они ласковы – и Егор и его жена, а младший их сын Саня будто прилип к Амайгу.
Наутро Амайг собрался в путь. Проводить его поехал Вася. Далеко за селом они стали прощаться.
– Вася, – сказал вдруг Амайг, – ты не помог бы мне купить винтовку?
Вася удивленно посмотрел на друга и пожал плечами:
– Попробую, поговорю с одним человеком. А когда тебе ее надо?
– Чем скорее, тем лучше.
– Что ж, приезжай в следующий мой пост. Через три дня это будет. Не то на других напорешься, беды не миновать.
На том они и распрощались.
Дома Амайг никому не проговорился, что ездил в Магомед-Юрт, а когда в назначенный день он снова туда собрался, сказал, что едет в Ачалуки повидать Хусена. Как ни просили его, как ни уговаривали отец и мать, он стоял на своем. Не мог он отказаться от поездки, когда у него уже лежали в кармане тайком взятые из сундука пятьдесят рублей, а в душе жила надежда стать обладателем собственной винтовки.
Едва отец ушел в мечеть к намазу, Амайг исчез со двора.
Вася ждал его на пути к станице. Он, против ожидания, не был назначен в этот день на пост, но выехал встречать друга, уверенный, что Амайг непременно приедет.
На этот раз в Амайге трудно было узнать горца. Он оделся в свою форму, ту, что носил еще во Владикавказе в реальном училище. Может, потому и постовые пропустили его не глянув.
К сожалению, мечта Амайга не свершилась. Желанной пятизарядной винтовки Василий не достал. Еще печальнее было то, что сказал ему Егор.
– Неважны, сынок, дела!
– Сказился ты, что ли, старик? – всплеснула руками жена. – Не успел человек приехать, а ты его домой отсылаешь. Отдохнуть ему надо, угоститься. А там… может, к вечеру…
– К вечеру! – рассерженно оборвал ее Егор. – А если к вечеру уже будет поздно? Если война начнется в полдень?
– Какая война? Что ты мелешь, прости тебя господи?
– Какая, говоришь, война? Между горцами и казаками! Сегодня на сходе только о ней и говорили. Проклятое офицерье, всю жизнь на нашей шее сидят. Хочешь не хочешь, воюй за них. А не станешь воевать, лишат казацкого звания.
– Ну и пусть лишат, – махнула рукой жена Егора. – Не казаки мы, русские!
– А земля? – закричал Егор и сверкнул на нее глазами, да так, словно это она, а не кто другой, затевает войну. – Что, если ее отберут? Какая тебе тогда польза с того, что ты русская?
Жена промолчала, чтобы не выводить мужа из себя.
Амайг войны не боится. Он даже завидует тем, кто воевал, но стать врагом тех, в чьем доме он сейчас сидит, этого Амайг и представить себе не мог. Давно, когда он еще учился во Владикавказе, Амайг не раз слыхал разговоры про то, что, как только свергнут царя, все народы станут равными, словно одна нация. Николая свергли, Керенского тоже убрали, вражда же между народами не только не утихает, наоборот, усиливается. А почему? Амайг этого никак не поймет. Кто виноват в том, что его, Амайга, и семью Егора хотят заставить враждовать между собой? И за что они должны враждовать?…
– Ничего, сынок! – Ладонь Егора легла на плечо Амайга. – Такая она штука, жизнь! Не горюй, не всегда так будет. А сейчас поезжай домой. Не дай бог, заваруха начнется. Не миновать тогда беды. Да и родители небось беспокоятся. Идем, я провожу тебя.
Они вышли. У околицы попрощались, и Амайг пустил коня рысью. Не потому, что боялся погони, хотелось как можно скорее сообщить своим о том, что казаки собираются на них войной.
Мурад встретил сына на пороге дома. Он уставился на взмыленного коня, от которого валом валил пар.
– Зачем же так загонять коня? Или, может, за тобой кто гнался? – Мурад потянул лошадь за уздечку.
– Никто за мной не гнался! – буркнул Амайг. – Просто я спешил сказать, что война будет!
– Что? – так и застыл с открытым ртом Мурад. В голове тотчас мелькнуло: «Война! Значит, заберут сына. Столько лет растил, учил его. И все для войны?»
– Они, может, уже движутся на нас!
– Кто? – с трудом проговорил Мурад.
– Казаки! И моздокские и магомед-юртовские. Это они хотят воевать с нами! Егор сказал, что, может, даже сегодня выступят. Я пойду, надо сообщить людям!..
Мурад, за минуту до этого растерянный, вдруг обрел силу и стеной встал перед сыном.
– Никуда не пойдешь! – крикнул он. – Слышишь? Нику-да! Нам нет дела ни до какой войны. Будем спокойно сидеть в своем доме, и никто нас не тронет. Пусть расхлебывает кашу тот, кто ее заваривал…
И чего только еще не говорил Мурад, но удержать Амайга и раньше бывало трудно, а сейчас парень и вовсе не хотел слушать отца.
Мурад, пятясь спиной к калитке, уговаривал сына никуда не ехать, но тот рванул с места и мигом был за воротами.