Сыновья полков(Сборник рассказов)
Шрифт:
Начался длинный, изнуряющий путь, путь в сторону Воли. Ежи приходилось прятать свою раненую руку, так как расставленные по улицам эсэсовцы один за другим вытаскивали из толпы молодых мужчин, особенно раненых, чтобы через минуту расстрелять в развалинах домов. Они зверски издевались над женщинами.
Затем отец и Ежи попали в лагерь в Прушкуве, откуда им помог бежать какой-то врач, которого очень беспокоило состояние руки Ежи. После пребывания в деревне они одни из первых вернулись в разрушенную Варшаву, чтобы, как и тысячи других влюбленных в свой город варшавян начать голыми руками восстанавливать ее заново…
Первые выстрелы
Хеленке в то время было четырнадцать лет, а Рысеку только недавно исполнилось десять. Без единого указания и тем более принуждения они отставили в сторону свои кошелки (мать их послала за покупками) и вместе со всеми принялись за работу.
Когда командир отряда — молодой симпатичный поручник — узнал, что детям перекрыта дорога домой, он предложил им остаться в отряде и быть связными. Он сразу же позаботился об ужине и ночлеге для них. Совсем рядом, на Сенной, находился Дом ребенка. Его кухня служила теперь повстанцам. Хеленку и Рысека поместили туда.
Дети помогали взрослым на кухне, носили воду и провизию. Эта работа занимала у них целые дни. Однако день ото дня она становилась все опасней, так как все чаще путь до склада и обратно проходил под обстрелом.
Немцы все усиливали атаки на позиции восставших. К складам с водой и провизией уже было не пробраться даже мыши, а раненые прибывали. Рышард Орловский до сих пор помнит шепот умирающих: «Воды!» Но воды уже не хватало даже тяжелораненым.
В этих условиях начались походы за водой по местам, где еще сохранились колодцы. Лишь дети могли туда проникнуть. Трудно подсчитать сегодня, сколько фляжек и бидонов воды они доставили в те трудные дни. Сохранились в памяти, однако, другие переживания: адский грохот «шкафов», рушащиеся вокруг до самого основания дома, раненые и убитые. Взрыв очередного снаряда. Мгновение — и несколько только что улыбавшихся детей превратились в окровавленные бездыханные тела.
Он уже не помнит, боялся ли он тогда. Помнит только, что оба они с Хеленкой хотели быть нужными до самого конца. Рысек все время находился недалеко от командира. Передавал донесения, подносил боеприпасы, под пулями ходил за водой, закладывал камнями поврежденные участки баррикады…
Станислав и Ежи Орловские закончили свой боевой путь в звании хорунжего. Сегодня Ежи подпоручник запаса. Оба Орловских рядом с памятными военными медалями и Грюнвальдскими знаками отличия носят также Партизанские кресты и почетные золотые знаки «За заслуги перед Варшавой». Оба они, несмотря на молодой возраст, официально признаны заслуженными деятелями рабочего движения. Сразу же после освобождения полковник Сенк-Малецкий представил обоих Орловских к награждению Крестом Грюнвальда.
Хеленка и Рысек также награждены Грюнвальдскими знаками и медалями «За Варшаву». Когда сразу же после войны двенадцатилетний Рысек Орловский появился в морской школе с Грюнвальдским знаком на лацкане, учитель даже хотел отобрать его у мальчика: он был возмущен, что дети играют военными наградами родителей. Рысеку пришлось показать удостоверение, и после этого классный воспитатель смотрел на него с уважением.
Все четверо Орловских получили знаки «Сын полка».
Что делают Орловские сегодня?
Станислав работает в Бюро Знака качества Центрального управления качества и мер. Он является партийным активистом. За свою военную и партийную деятельность в годы оккупации, а также общественно-политическую работу
У Станислава двое взрослых сыновей.
Ежи Орловский принимал активное участие в работе молодежных и партийных студенческих организаций. Он окончил юридический факультет Варшавского университета. В настоящее время работает в министерстве юстиции. Как и старший брат, он является партийным и профсоюзным активистом и также гордится Кавалерским Крестом ордена Возрождения Польши, которым он был награжден за партийную и военную деятельность в годы оккупации и общественно-политическую работу после освобождения.
Выросли и уже стали родителями Хеленка и Рышард Орловские. Они, как и их старшие братья, также работают на благо своей страны и народа.
Войцех Козлович
ДЕРЕВЬЯ, ИЗ КОТОРЫХ ВЫРАСТАЕТ ЛЕС
Сначала был зеленый мир. Великолепная, буйная глушь Рудницкой пущи, где отец Янека работал лесничим. Электричество сюда не провели, и вечера освещал теплый свет пахнущих смолой лучин. Новости о происходящих в мире событиях узнавали сами в отдаленных Олькенниках, где находилось управление лесничеств, почта, несколько магазинов.
В школу Янек должен был ходить за семь километров, летом босиком, так как ботинки быстро изнашивались. Он привык к таким переходам, сопровождая отца в его бесконечных походах через пущу. Именно лес и стал для Янека первым ярким образом в жизни.
— Нужно заботиться о каждом дереве, — слушал Янек монолог лесничего, который внимательно разглядывал молодые ростки в лесном питомнике. — Особенно о молодых деревьях. Ведь именно из них и вырастает густой, устойчивый против бурь лес…
Целыми днями Янек пропадал в зеленых зарослях. Наблюдал буйную жизнь леса над тихими водами речки Меречанки. Первые слова о родине связывал он с лесным урочищем, которое окрестные жители называли «Шумайтис». Здесь легендой оживали повстанцы 1863 года, которые в этой глуши имели свои убежища. Они стали героями внутреннего мира Янека — мира, который могло нарисовать только его детское воображение.
Но внезапно пришлось оставить эти места. Наступили трагические дни сентября 1939 года.
Абстрактное до сих пор для Янека понятие «враг» стало конкретным на небольшой станции Танненберг. Именно сюда вышвырнули из железнодорожных вагонов семью лесничего Козыры, которая ехала к своим родным под Варшаву. Шли, спотыкаясь об узлы с поспешно собранными пожитками, подгоняемые гортанным непонятным криком. Из-под надвинутых на лоб касок лица конвойных не были видны. В любой момент могли раздаться выстрелы из автоматов. Напрасно Янек искал хоть что-то человеческое в лицах конвойных, какой-либо жест сочувствия или помощи — его взгляд натыкался на барьер жестокой, безразличной ненависти.
Ночи в тесном бараке не приносили сна. Темноту за окном прорезали прожектора сторожевых постов, лаяли собаки патрульных…
Свобода была отделена колючей проволокой. Раз в день ходили к лагерной кухне за пустой баландой. Неподалеку за усиленным кордоном постов был другой лагерь.
— Боже мой, ведь это же наши парни! — услышал Янек шепот матери.
Янек часто пробирался к ограждению, долго смотрел на солдат в польских мундирах, без знаков различия, без оружия.
Однажды он увидел, как эта беспомощная, истощенная масса пленных внезапно вскочила по стойке «смирно», выравняла свои ряды, мимо которых шел высокий седой мужчина.