Сыновья полков(Сборник рассказов)
Шрифт:
— Тихо, сии! — крикнул он на девочку.
— Тадек, у тебя есть черный кролик? — спросила она.
— Не болтай чепухи, — рассердился он. Но Ядзька не отступала.
— Но я же вижу, что он скачет по двору, разве это не твой?..
Тадек действительно выращивал кроликов, но черного у него не было. Чтобы успокоить ребенка, он встал на пороге сеней и тогда увидел…
Они выходили из-за угла сарая. В сумерках раннего утра он различал лишь их фигуры. Только потом успел сосчитать: их было девять. Заметил, что это штатские и что только один из них не имел оружия. И именно этот один кого-то ему напоминал…
Он
— Бронек, беги!
Тадек споткнулся обо что-то на пороге и уже не успел подняться. Один из фашистов вскочил в сени и навалился на дверь, где жила Ядзя. Девочка вскрикнула, и в какой-то момент Тадек подумал, что она, наверное, увидела их через окно, — отсюда и появился этот «черный кролик». Гестаповец свернул вправо, в комнату Тыбурских — видимо, заметил выпрыгивавшего в этот момент через окно Бронека. Последовала длинная очередь из автомата, в ответ раздался выстрел из парабеллума. Бронек на секунду исчез, бросился сразу же за сарай: оттуда было ближе к лесу. Но там дорога была уже отрезана. Поэтому он круто свернул и побежал прямо через поле к отдаленным кустам. Тадек видел его теперь отчетливо.
Земля была сырая, тяжелые комья мешали бежать брату. Автоматные очереди разносились по деревне. Одна из них достигла Бронека. Тадек заметил, как брат споткнулся, уже на поле соседей. Но через несколько шагов остановился, как бы набирая воздух. Обернулся — к нему бежали с нескольких сторон. Тогда он сделал несколько шагов назад, собрав последние силы, перебрался через глубокую межу, разделяющую соседские поля, и упал уже на свою землю. Одиноко прозвучал выстрел из парабеллума, уже в последний раз. Тадек стоял не шелохнувшись в дверях избы и смотрел, хотя тот, кто его держал, тоже побежал к лежащему. Смотрел, прищурив глаза. Уже светало. Восход солнца был изумительно красивым в это ноябрьское утро. Тадек запомнил его на всю жизнь.
А потом его охватил страх, но тотчас же его успокоил ровный голос тетки:
— Не надо прятаться, Тадек, нас и так найдут.
Его притащили к брату. Бронек еще жил. Глаза его были открыты. Казалось, что он хотел что-то сказать. Агент из гестапо с пистолетом в руке смотрел на Тадека.
— Кто это?
Тадек молчал. Тишина стояла такая, какая бывает только в деревне на рассвете, — глубокая и чистая.
— Ну? — Голос агента звучал пока спокойно.
Тадек поднял голову. Небольшой, щуплый, он казался еще меньше среди этих откормленных верзил, ожидающих ответа. Теперь он уже не боялся. Толстяк сунул левую руку в карман и потом протянул ладонь Тадеку.
Тадек смотрел на конфету и подумал, что Бронек был прав, когда говорил:
— Помни, не верь им, Тадек. Никогда. Будут соблазнять тебя конфетами, будут вежливые, а если скажешь им одно, то скажешь и другое, и все им расскажешь… У них такие методы. Так что никогда ничего не бери. Помни, никогда ничего…
Толстяку, видно, все уже надоело. Он засунул пистолет за пояс — ведь перед ними остался только этот умирающий да мальчишка с серым лицом. Тадек взглянул на руку гестаповца — на пальце был прекрасный перстень с печатью.
Уже после первого удара в лицо вылетел зуб. Тадек чувствовал, как распухают губы. Очередной удар — и второй зуб. «Это перстнем», — подумал он.
— Подойди к этому бандиту! — услышал он. Но только
— Расстегни его! — последовал опять крик.
Тадек наклонился. Вблизи увидел глаза Бронека. Осторожно расстегнул пуговицы и только тогда понял, что Бронек был одет в мундир. Настоящий военный мундир — это мечта каждого партизана. Орел на пуговицах. Орел был также на фуражке, засунутой в карман. В узелке из носового платка были патроны.
Белый пуловер все более пропитывался кровью.
— Скажи, кто это? — раздался крик.
Бронек шевельнул губами. Тадек хотел его успокоить: не бойся, ничего не скажу. Теперь он уже знал твердо, что ничего не скажет.
— Тадек, неужели не знаешь? — услышал он как будто знакомый голос. Он выпрямился: это спрашивал тот невооруженный штатский, стоявший до тех пор в стороне.
— Это ведь твой брат — Бронек, — говорил тот. Ему было около семнадцати лет. Появился он в деревне год назад, приютили его одни хозяева. Никто не спрашивал, откуда он пришел. Немного помогал, возился с деревенскими ребятишками. В деревне называли его Сеек. Когда-то обнаружили его в укрытии у Бурачиньских. Забрали тогда не только Сеека, но и хозяев, их обеих дочерей, сына Сташека, а также и партизана из отряда Кубы… Как известно, за укрывание евреев грозила смерть.
«Значит, Сеек вернулся», — подумал Тадек и сказал:
— Тебя, Сеек, я знаю, а его… — Он взглянул на лежащего брата.
Бронек уже не шевелил губами, глаза были чужие, лишенные света. Глядя на мертвого брата, Тадек, не мог уже больше ничего сказать. Он только отрицательно вертел головой, настойчиво, долго, чтобы те поняли, что не узнают ничего, ничего…
— Ты, Тадек, меня знаешь год, но его, пожалуй, лучше, и так хорошо, как свои собственные пальцы…
Это Сеек. Потом он сказал еще что-то, но Тадек этого уже не слышал — кто-то из гитлеровцев толкнул его на другого, тот как мяч отпасовал его следующему, круг сомкнулся, стал теснее, и началась страшная мельница: кулак — приклад — сапог — приклад — сапог — кулак — приклад — кулак…
Когда он пришел в себя, гестаповцы курили. Подняли его за воротник. У него хватило еще сил, чтобы не упасть. О чем-то они между собой разговаривали. Резкий, влажный воздух подействовал на него, как ковш холодной воды. Фашисты докуривали сигареты, а потом подходили к окровавленному парнишке и гасили их о его щеки, губы, нос.
— Больше всего было больно, когда прижигали ногти, — говорит майор Тыбурский. Спокойно, деловито, так, как говорил обо всем до сих пор. И так же спокойно говорил потом. О вырванных ногтях, о напильнике… Даже не дрожит его рука, когда он прикуривает очередную сигарету…
Тадеку приказали лечь рядом с братом. Потом всадили несколько очередей из автомата в землю рядом с ним. Мокрые комки земли брызгали в лицо, впивались в волосы. Земля действовала успокаивающе. Он обнимал ее вытянутыми руками, словно кого-то близкого. Затем раздался скрип удаляющейся повозки с брошенным в нее телом Бронека. Тадек остался один…
Думаю о первой фамилии в списках слушателей офицерского училища, о премии министра инженеру-конструктору, о Вальдеке, которому сегодня столько лет, сколько его отцу было тогда, когда он смотрел на умирающего в лучах восходящего солнца брата.