Сыновья
Шрифт:
Все это были гимназисты, безусые парни. Они шли по Кайзер-Вильгельмштрассе с поднятыми вверх руками; толпа осыпала их бранью и проклятьями.
— Расстрелять бандитов!.. Они убивали женщин и детей! Прикончить их, собак!..
Бойцам народной армии, охранявшим пленных, нелегко было оградить их от насилий со стороны тысяч людей, запрудивших улицы.
— Стойте, что вы делаете!.. Ведь это пленные! Назад! Пленных не бьют!..
— Ого! Хотите отпустить их на волю? Пусть себе убивают рабочих, женщин, детей?..
Десятитысячная толпа, собравшаяся на Хайлигенгайстфельде, окружила
Пожилой рабочий с винтовкой через плечо выступил вперед и обратился к толпе с речью. Он рассказал о преступлении этих незрелых мальчишек, как он их назвал, изобразил их обманутыми, запуганными, введенными в заблуждение. Громким голосом спросил он у пленных, готовы ли они присягнуть, что никогда больше не поднимут оружия против народа?
Из кучки испуганных пленных послышалось невнятное утвердительное бормотанье.
После этого их временно заперли в ближайшей церкви, так как управление следственной тюрьмы отказалось их принять.
VI
Рабочие одержали победу над дружинами добровольцев, фрайкоровцами. По мнению социал-демократического сената города Гамбурга, это грозило серьезными последствиями. На сей раз сенаторы решили просить правительство о вмешательстве.
Генерал фон Леттов-Форбек, бывший командующий войсками в Восточной Африке при Вильгельме II, получил приказ военного министра, народного депутата Носке, образумить Гамбург. Для этой цели в распоряжение генерала предоставили стрелковую бригаду и шлезвиг-гольштейнский фрайкор.
В конце июня окружение Гамбурга было завершено. Первого июля войска в полном боевом порядке вступили в город, объявленный на осадном положении.
Во главе одной из рот шагал… обер-лейтенант Гейнц Отто Венер.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
I
Через Фельдштрассе длинными колоннами шли батальоны генерала фон Леттов-Форбека. Гул солдатских шагов, ржанье лошадей и грохот колес доносились в комнату, где сидели в темноте Карл Брентен и его сын. На улицах, по которым проходили войска, приказано было в этот вечер погасить все огни. Запрещено было также открывать окна. В случае нарушения приказа стрелять без предупреждения, — говорилось в расклеенных по городу объявлениях за подписью командующего войсками.
Долго сидели отец и сын друг против друга. Вальтеру казалось, что в каждом вздохе отца слышится ярость и ненависть; отец дышал тяжело, словно в горле у него стоял ком.
Да и Вальтер был глубоко подавлен оборотом событий. Неужели конец? И опять — по милости прусской военщины? Стоит народу зашевелиться, и по городам уж маршируют солдаты… Всегда так было в Германии. Неужели и теперь повторится та же трагедия?
…На выборах, с горечью думал Вальтер, социалисты получили миллионы голосов. Они занимали посты министров, обер-президентов, бургомистров, сенаторов, но у них не было ни единого солдата. Не было
А мысли Карла Брентена вертелись вокруг родных и друзей. С некоторых пор у них пропала охота ходить к нему. Даже Пауль Папке почти не показывался. С того дня, как он стал главным администратором, на него, как он выражался, легла сверхчеловеческая нагрузка. К тому же он назначен консультантом театральной комиссии при бюргершафте. О да, он высоко взлетел, Пауль Папке. Консультант театральной комиссии при бюргершафте. Это кое-что да значит, солидно звучит!
…Тут никакая отвага не могла помочь, думал Вальтер, прислушиваясь к ритму шагов проходивших войск. С голыми руками не пойдешь против вымуштрованных воинских частей, вооруженных до зубов… Революции тоже нужны солдаты. Еще Бонапарт сказал, что революция — это идея, которая нашла для себя штыки. А у нас штыки всегда были на стороне врагов революции…
…И Хинрих Вильмерс, если верить ему, не оберется забот и хлопот. Но Карл Брентен не верил ни единому его слову. Исключительно из чувства социальной ответственности, пыталась убедить брата Мими Вильмерс, Хинрих приобрел два совершенно разоренных земельных участка. Бедняга день и ночь занят их восстановлением…
…А еще говорят, что на штыках долго не продержишься, продолжал думать свою думу Вальтер. Вздор! Наши юнкера уже не одну сотню годочков держатся на них. И никаких неудобств не чувствуют. Для нашего народа, которому на протяжении веков прививали дух солдатчины, генерал-фельдмаршал — это заместитель бога на земле. Слово его — закон. Того и гляди, его еще президентом республики сделают.
…Как радуется, верно, старая таможенная крыса Матиас. Гоголем ходит. Для него этот строевой шаг — небесная музыка. Стал важной шишкой в таможне. Этим он мне обязан… — Брентен скрипнул зубами от злости. — Надо надеяться, он не обвиняет меня в том, что республика отменила ношение сабель для высших таможенных чиновников. Матиас был, есть и будет закоренелым реакционером.
…Не верю я, что все потеряно, что у нас не осталось ни одного шанса, говорил себе Вальтер, попросту не могу поверить. Почти все немцы рано или поздно проходили солдатскую службу и умеют обращаться с оружием. Опыт последних дней доказал это. Ведь нам в один миг удалось создать военную организацию. Откуда-то сразу появились вооруженные люди; они не знали друг друга, но помыслы их были едины, а это — главное. В мгновение ока возникло руководство — командующий, младшие командиры; появились военные части, курьеры, связисты, пополнение; за несколько часов все это точно из-под земли выросло!..
…Довольно давно совсем исчез с горизонта Вильгельм Штамер. Но Брентен знал, чем он занимается. Его транспортная контора сильно разрослась. У него было четыре фургона, четырнадцать лошадей и к тому еще с десяток ручных тележек, которые он сдавал напрокат почасно. Он уже чувствовал себя предпринимателем и потому вместе со своим компаньоном примкнул к союзу предпринимателей. А чтобы поддержать дух солдатского товарищества, он вступил в ферейн фронтовиков. Они собираются у Будеса на Гриндельаллее, Брентен снабжал этого ресторатора сигарами…