Сыны Дуба
Шрифт:
Дэйлан Хаммер достиг вершины. Крыша обвалилась давным-давно, и бессмертный просто балансировал на узкой каменной стене. Через мгновение он снял плащ и бросил его на землю, затем обнажил свой боевой молот и тоже уронил его.
Он на мгновение расслабился, встряхнул каштановыми волосами и просто стоял, глядя на солнце, словно отдыхая и мечтая.
Дэйлан Хаммер выглядел молодым человеком лет двадцати пяти. Он был невысокого роста, даже среди людей с плохим воспитанием, но, конечно, казался затмеваемым представителями касты воинов.
Алун задавался вопросом, о чем мечтает бессмертный. Возможно, предположил он, Дэйлан Хаммер был влюблен в одну из красавиц, чье изображение хранилось внутри. Возможно, он приходит сюда только для того, чтобы оплакать ее.
Минуты превратились в часы, Страсти к путешествиям наскучили часы, и вскоре он лежал в тени вечнозеленых растений и храпел. Когда солнце начало клониться к горизонту, Алун сам погрузился в сон. Был шанс, что его освободят. И он начал думать о том, что бы это значило.
Страсть к путешествиям хныкала во сне. Ее лапы были подняты вверх, и она слегка помахала ими. Мечтая об охоте, о кроликах или оленях, понял Алан по ее улыбке.
Он мог понимать собак. Язык их тела говорил о многом. Не так, как женщины. Можно смотреть на хорошенькую девушку и не иметь ни малейшего представления о том, о чем она думает, если она вообще думает.
У Алана не было любовницы, он даже ни разу не поцеловал девушку. Однажды он подошел к торговцу рыбой Гилу и попросил руки его дочери, но тот рассмеялся ему в лицо. Что? Придурок, от которого воняет собаками, хочет жениться на моей дочери, что воняет рыбой? Каких вонючих головастиков ты наплодишь!
На дочь торговца рыбой было приятно смотреть. У нее были длинные каштановые волосы и глаза серьезные, как у старой гончей. И она мало говорила. По мнению Алана, это была прекрасная черта. В детстве его грубо дразнили, и он не мог выносить сплетен и ругательств.
Как только я стану членом клана, представлял он, Гил приведет за руку свою дочь и умолит меня жениться на ней.
И что я скажу?
Что, ты хочешь, чтобы я женился на твоей дочери, которая воняет рыбой?
Он рассмеялся и выгнал этого человека.
И тогда я снова останусь один, — подумал он.
Так на ком же я женюсь, если не на дочери рыбного торговца?
Выбирать было из чего: дочери старых военачальников, у которых не было гроша в кармане, дочери богатых торговцев, которые надеялись добавить титул к своему состоянию.
Почему бы не жениться на лучшем? он задавался вопросом.
И вдруг он осмелился представить невозможное.
Лучшее. Лучшие будут хорошо воспитаны и богаты. Она была бы красива на вид, но при этом была бы щедрой и доброй душой. Она будет любить его и не будет проявлять к нему неуважение за то, что он принадлежит к низшей
На ум пришла молодая женщина. Он никогда раньше не думал о ней таким образом. Ее высокое положение было слишком выше его. Ее звали Сиядда, а ее отец был эмиром Далхарристана.
Она часто разговаривала с Аланом, так как в молодости любила приходить в питомники и играть с новыми щенками, гладить их и приносить с кухни объедки и кости, чтобы щенки могли за них побороться.
У Сиядды были самые карие глаза, почти такие же черные, как ее волосы. Они сверкали, когда она смеялась, а ее кожа была темной и шелковистой.
Она всегда относилась к Алану больше, чем к рабу. Она смеялась с ним, как с другом, и однажды даже положила ему руку на плечо; знатные женщины почти никогда этого не делали. Он задавался вопросом, есть ли у нее чувства к нему.
Как только мое положение будет закреплено, — подумал Алун, — я смогу попросить ее руки и сердца у ее отца. Он не пойдет на это. Но если бы он сказал нет, что бы я потерял?
Он сильно сомневался, что эмир скажет да. Ходили слухи, что он спасает свою дочь и надеется выдать ее замуж за сына верховного короля Урстона.
Алан подумал: Но этого никогда не произойдет.
На него упала огромная тень, сопровождаемая грохотом тяжелых крыльев. Сердце Алана подпрыгнуло в груди. Внезапно он почувствовал то же, что должна чувствовать мышь, когда ее коснулась тень ястреба.
Он в ужасе выглянул и увидел какого-то зверя. Это был не дракон. У этого существа были огромные полупрозрачные крылья бледно-золотого цвета, которые колыхались в воздухе, словно полотна, движимые ветром.
Змей-секкат! — подумал Алан, и страх подступил к его горлу. Алун видел секката только один раз, девять лет назад, когда тот был еще мальчиком. Сам Верховный Король поймал его и привез в замок Лучиаре, где его лишили крыльев и держали в плену в глубокой темнице даже по сей день.
Секкат направился прямо к Дэйлану Хаммеру, и Алуну хватило предусмотрительности понять, что у бессмертного нет оружия, чтобы защитить его.
Как раз в тот момент, когда Алун собирался выкрикнуть предупреждение, Секкат сложил крылья и приземлился на стену башни, противоположную Дэйлану Хаммеру.
Рад встрече, — сказал Дэйлан Хаммер.
Вирмлинг присел на стену. Это была бледноглазая женщина с коротко подстриженными светлыми волосами и огромными костями. На ее шее и лбу были вытатуированы жестокие иероглифы — молитвы Леди Отчаянию. В ней не было никакой красоты, которую мог бы увидеть Дэйлан, если только не считать, что жестокость можно считать миловидной.
Не в первый раз Дэйлан задумывался о том, как порядочность и невинность неразрывно связаны с человеческим представлением о красоте. Почти в каждом мире, который он посетил, в любой стране человек с гладким, детским, невинным и сострадательным лицом считался более красивым, чем тот, кто таковым не был. Среди вирмлингов все не так.